СС. Орден «Мертвая голова»

Рейхсфюрер не случайно прикрыл следствие в тот момент, когда оно коснулось коменданта Освенцима Рудольфа Гесса. Он был характерным представителем «клинически очищенной» системы уничтожения людей, которой требовались живые автоматы, иначе говоря, Гесс был своего рода «образцовым эсэсовцем». Система и ритм массового уничтожения создавались не садистами, а «респектабельными» людьми вроде этого Гесса, смотревшими на борьбу с евреями буквально как на уничтожение паразитов или сельскохозяйственных вредителей. Такие, как он, подчинили свою волю безличной механической системе, которая работала с военной четкостью и избавляла исполнителей от чувства личной ответственности.

Машину уничтожения обслуживали современные исполнители с психологией работников на конвейере – мрачная иллюстрация той пропасти, которая существовала между частной и государственной моралью. Отказываясь признавать какую-либо связь между своими официальными, служебными обязанностями и частным бытием и защищаясь гипертрофированным чувством собственной непогрешимости, сами они не считали себя убийцами.

Напротив, это гротескное чувство непогрешимости при выполнении долга рождало у них ощущение, будто они даже сочувствуют тем, кто должен умереть. «Нет ничего труднее, – заявил Гесс, – нежели делать подобное дело, сохраняя холодность, не испытывая сострадания и жалости». Как и члены эйнзацгруппе, работники лагерей смерти очень себя жалели и считали себя даже трагическими фигурами. Тот же Гесс утверждал: «Для меня не было выхода. Я должен был вести этот процесс массового уничтожения, мне пришлось свыкнуться с ним, быть его участником, хотя этому сопротивлялось все мое естество… Если какой-то инцидент производил особенно тяжелое впечатление, я не шел домой к своим родным. Я садился на коня, чтобы скачка и свежий ветер заставили меня забыть о страшном. Бывало и так, что я в поисках утешения оставался ночью в конюшне, рядом с моими любимыми лошадьми».

Случалось так же, что чувство собственной правоты уже не могло служить опорой, и они впадали в слезливую сентиментальность, как правило ища спасения в алкоголе. Под его действием даже такой варварский истребитель евреев, как Глобочник, признавался другу: «Душа у меня больше к этому не лежит, но я настолько увяз во всем этом, что остается только идти вместе с Гитлером к победе или потонуть». У могилы своих детей, умерших от дифтерии, Герман Гефле, подручный Глобочника, горевал: «Это Божья кара за мои злодеяния».

При всех этих ростках сомнений народ, служивший в концлагерях, цепко держался за свой якорь спасения – они получили приказ. Гесс заявил: «В то время я не раздумывал. Я получил приказ и должен был его выполнить. Когда сам фюрер отдал приказ об „Окончательном решении еврейского вопроса“, старые нацисты, тем более офицеры СС, не обсуждали его. „Фюрер, повелевай, мы повинуемся“ – эти слова никогда не были для нас пустой фразой или просто лозунгом. Мы относились к этому очень серьезно». Официальный приказ – вот он, их идол, их оправдание и последнее прибежище.

Американский психолог Джилберт спросил Гесса, задумывался ли он вообще когда-нибудь, чем заслужили евреи, которых он убивал, такую участь. Гесс терпеливо ему объяснил, что это неправильная постановка вопроса: «Разве непонятно, что вы живете в совершенно другое время и в другом мире? Никто и не предполагал, что мы, эсэсовцы, вдруг станем размышлять о подобных вещах. Нам это и в голову не приходило».

Но если приказ сам по себе неоднозначен и противоречит тому, во что они привыкли верить? Что тогда? Тогда массовые убийцы оказываются брошенными и теряются в лабиринте, из которого нет выхода. Нечто подобное произошло на последней стадии программы ликвидации. Перед тем как польских евреев полностью истребили, эсэсовское начальство стало вдруг склоняться к замедлению темпов и сохранению евреев в качестве рабов для военной машины Великой Германии.

Эта инициатива исходила от начальника Главного административно-хозяйственного управления СС (ВФХА) Освальда Поля, к которому вместе с инспектором Глюксом перешли в 1942 году, после очередной реорганизации. До сих пор система лагерей была предназначена исключительно для наказания и уничтожения «врагов государства и расы». Но предприимчивые хозяйственники не видели в ней иного смысла, кроме как обеспечивать рабами эсэсовскую экономическую империю. 30 апреля 1942 года Поль представил Гиммлеру доклад о том, что растущая потребность в вооружениях «требует мобилизации труда заключенных и мер по постепенному преобразованию концлагерей, которые сегодня несут чисто политическую функцию, в систему, удовлетворяющую требованиям экономики».