Стая

Фотоаппарат достали из рюкзака. Фотограф пригласил всех к лосю. Что-то долго он подбирал нужную выдержку. Егерь дотронулся до плеча Ильи, попросил его чуть подвинуться.

Его, хозяина трофея, егерь не замечал и обращался к кому-то за спиной у него. Илья не поверил услышанному.

— Как прикажете? Оба? С черепной коробкой рубить? Хо-оро-ши!

Фотограф, наконец, собрался, объявил громко:

— Приготовиться! Внимание! Снимаю!

Илья успел встать рядом с головой лося, место в самом центре кадра не уступил никому.

— Снимаю!

Илья теперь был спокоен, вспомнил о командире, уступил ему место, сам встал с краю.

Фотограф не жалел кадров:

— Еще разок! Хорошо. Страховочка! Ружье чуть повыше. Снимаю! О-о! Богатый кадр! Еще!

Фотографировались долго. Илья представил, как получит скоро фотографию и на обороте ее небрежно сделает надпись: «Лось. Десять лет. Убил Илья Коробов».

— Так как? С черепной коробкой? — егерь снова обратился не к Илье, к командиру.

Илья усмехнулся. «Такую красоту портить? Конечно, с черепной! Трудно если, отдай топор, сам вырублю!»

— Не меня! Его спрашивайте, — кивнул на Илью командир, — он именинник!

Егерь понимающе улыбнулся, перекинул топор из руки в руку, повернулся к Илье:

— Как? Молодой человек?

В голосе егеря слышалась издевка. Он даже не посмотрел на Илью, не стал дожидаться ответа:

— Ага! Понятно. Ну-ка в сторону, молодой человек!

Лобная кость поддавалась топору плохо. Когда рога все же упали на снег, Илья схватил их и едва сумел оторвать от земли.

Счастье его продолжалось недолго. Егерь наклонился к нему, чуть слышно, но властно прошептал:

— Не надорвись! Раскатал губу-то. Командиру, говорю, подари их. Быстро!

Сказанное никак не укладывалось в голове у Ильи. Егерь теперь молча занимался лосем. Остальные охотники окружили командира, он что-то рассказывал, все внимательно слушали. Тяжелые рога оттягивали к земле руки, капельки крови, как слезы, падали на белый снег. Только что все хвалили трофей, поздравляли Илью, сейчас никто его не замечал с рогами в руках, хотя их красота наверняка не убавилась.

Одиноко, тоскливо чувствовал себя Илья. Руки устали держать трофей, начали замерзать от тяжелой холодной кости. Егерь еще раз придвинулся к нему, приказал властно:

— Ну-у! Не доходит?

Илья умел подчиняться приказам. Ему было очень жаль своего трофея, но еще больше он жалел себя. Жалел за то, что приходится подчиняться. Он подошел к охотникам, и все, словно ждали его, перестали разговаривать, расступились перед ним и перед командиром. Пачкая кровью снег, Илья опустил тяжелые рога, с трудом выдавил из себя:

— Д-дарю. Вам. — Он хотел сказать еще что-то, но командир опередил его, поймал за руку и крепко ее пожал. — Ну-у. И не жалко? Если так — спасибо.

Приняв подарок, обращаясь сразу ко всем, командир похлопал Илью по плечу:

— Хороших охотников мы растим в училище! Скоро на волков будем охотиться. Таких надо брать в бригаду, освобождать от занятий. Слышите?

Все разглядывали и хвалили трофей, добытый курсантом Ильей Коробовым.

Вторые сутки стая отдыхала, обжиралась мясом задранного лося. С каждым часом мясо убывало, поляна в лесу была усеяна обглоданными костями. Сытые псы хитрили друг перед другом, уносили прятать куски получше. К остаткам лося Одноглазый больше не совался. Делал вид — он сытый, мяса совсем не хочет. Рвань от Чапы за свой аппетит получать не хотелось. Разве он виноват, что может съесть сколько угодно и еще немножечко. Он грелся на солнышке, делал вид, что дремлет, одним своим глазом видел больше других.

Когда Чапа уходила к ручью попить, Хромой по-воровски хватал из остатков что придется, торопился унести в свою кладовую. Хромой Одноглазого не интересовал — пусть сам ест вонючую брюховину. Одноглазый следил за Мальчиком, за Сыном волка. Им все дозволено. Им лучшее. В табели о рангах стаи Одноглазый числился на самой последней ступеньке. Черных дней ему хватило сполна, но и эти дни его кое-чему научили.

Одноглазый наблюдал. Ага! Сын волка уверен, никто не тронет, не посмеет прикоснуться к его запасам. За ним Чапа! Вот он снова тащит зарыть кусок, делает это почти на виду у всех.

Перепрятывать запасы Сына волка Одноглазый не собирался. Он быстренько съедал их, снова грелся на солнышке и «дремал». Совесть его не мучила. Другим-то путем попробовать такого добротного мяса он не мог.

Мальчик уносил куски в одно и то же место, и Одноглазый убедился — считать он совсем не умеет. К трем кускам он приносил еще один и не обращал внимания, что два куска уже съедены. Одноглазый не жадничал, оставлял Мальчику кусочек поменьше, убегал к своему месту «подремать» и ждал, когда Мальчик еще поднатаскает мясца. «От многого берешь немножко — не грабеж — дележка». Одноглазый, конечно, не знал этой поговорки, видимо, и поступал из-за своего незнания по-другому. Брал много, а оставлял чуть-чуть.

Одноглазый наблюдал и за Чапой, очень сожалел, что она не делает запасов — знала, ненавистная, все равно первый кусок ее. С каким бы удовольствием он обокрал ее саму!

Чапа жадничала напрасно. Доесть лося стая не успела.