Стая воронов

Гримнир хотел было издать победный рык, но как только его смертоносное копье понеслось к цели, вестэлф поднял к лицу длиннопалую руку, словно бледную орхидею на стебле, и раскрыл ладонь. Сжав тонкие губы, он сдул в землистое лицо Гримнира пригоршню серебряной пыли.

Его ослепила вспышка света. Гримнир споткнулся, копье выпало из вдруг ослабевших пальцев. Он попытался сморгнуть, и рык перешел в рев боли – с каждым движением пыль царапала глаза, словно стеклянная крошка. Он пошатнулся, оступился, с хриплым стоном тяжело привалился к стоящему камню. Гримнир скорчился от боли. Жестокий белый свет неумолимо пробирался в его разум. Он чувствовал его на языке, холодный и соленый, как застывшая морская пена. Она обжигала. Жгла в глотке, в легких; превращала каждый вздох в пытку.

Гримнир ничего не видел. Тело не слушалось; он сполз к основанию камня – судя по его форме, когда-то ходившего живым по земле. Прежде чем рухнуть в беспамятстве, горевшем белым пламенем, Гримнир услышал прокатившийся эхом над бездной между жизнью и смертью голос:

– Он не твой, эльф!

Знакомый голос. Женский.

– Сними свое заклятье и возвращайся в тень!

Гримнир с хрипом вобрал в раскаленные легкие воздух – лишь затем, чтобы, обдирая горло, сипло расхохотаться.

– Христоверка.

Глава 18

Скрывшись в тисовых зарослях, Этайн смотрела на Гримнира. Она не кинулась ему навстречу, подсознательно поняв, что что-то не так. Он был гол по пояс, черные волосы растрепались и спутались, его кожа казалась мертвенно-бледной в потоке зловещего зеленого света, льющегося с вершины Черного камня. Казалось, он танцевал в этом жутком сиянии. Танцевал со старой метлой – он прыгал и бросался в стороны, перекатывался и выбрасывал вперед черенок. Гримнир уворачивался от ударов теней и отступал перед духами, незримыми для других. И он говорил. Собственный резкий голос служил ему музыкой – и он рычал, ругался, выл и невнятно кричал от ярости, с кем-то споря. Он останавливался лишь затем, чтобы сделать глубокий вдох или утереть со лба пот. Это было бы смешно – и наградило бы за все то горе, которое ей пришлось пережить из-за него, – если бы Этайн не была уверена, что Гримнир борется за жизнь.

– Христос наш спаситель, – пробормотал Бран. Бесшумные, словно сам ветер, гаэлы подобрались ближе и припали к земле рядом с ней. И выпучив глаза, уставились на скачущее по вершине Каррай Ду странное существо. – Это твой приятель?

Этайн кивнула.

– Что это на него нашло? – прошипел Дунлайнг, вспугнув сидевшую в гнезде у него над головой птицу.

Этайн резким жестом велела ему замолчать; она указала на темное место у основания камня позади Гримнира, которое не освещало даже бившее сверху жуткое сияние. В этом уголке ночи чувствовался намек на глаза – в их взгляде ощущалось жестокое веселье кошки, решившей поиграть с добычей, пока та не упадет без сил.

Чем дольше они смотрели, тем больше рассеивалась тьма; сворачиваясь спиралью, она уплывала прочь, как дым лампы на ветру. Исчезавшая пелена тьмы открыла их взорам мужчину и женщину: она была темноволосой и выглядела опасно; а он, величественный, как короли прошлого, был высок и бледен. Когда он подошел к Гримниру сзади и заговорил, пластины его хауберка засверкали, точно вороньи перья.

– Я посмею, – сказал он голосом, в котором звучал могильный холод.

Гримнир обернулся. Существо с необъяснимым изяществом подняло руку и, раскрыв ладонь, сдуло в землистое лицо Гримнира белый порошок. Он подействовал мгновенно: Гримнир оступился и скорчился от боли, словно высокое существо его подожгло.