И тогда Этайн ринулась вперед. Она видела достаточно. Хотя Бран попытался затащить ее обратно в заросли, она вырвалась и выбежала из-под хоть как-то укрывавших ее тисов. Как там назвала ее Мэйв? Светоч Христа? Что ж, этот свет воссияет, пусть и в защиту безбожника Гримнира. Сердце ее наполнилось верой, положившись на ее силу, Этайн позволила славе Всевышнего говорить за нее:
– Он не твой, эльф! Сними свое заклятье и возвращайся в тень!
Бледный князь Туат полуобернулся и, приподняв брови, остановил на ней взгляд изумрудных глаз. В них блеснуло узнавание.
– А, ты, – сказал он. – Ступай спать, дитя. Это тебя не касается.
Он пренебрежительно махнул на нее рукой – но и от этого Этайн вдруг почувствовала, как тело наливается тяжестью. Она ощущала такую усталость, что едва могла пошевелиться. Ей так хотелось поспать… хоть несколько часиков…
Далекий голос Мэйв отрезвил Этайн. Она встряхнулась и сбросила с себя чары Туат, словно ничтожную горсть песка.
– Пес Сатаны! – она перекрестилась. – Я заклинаю тебя, эльф, заклинаю силой истинного Бога и всех живущих – покинь это место!
Туат с шипением отшатнулся, словно сам звук ее голоса жег его, как вынутые из огня уголья. Он выпрямился и хотел было заговорить, но темноволосая женщина его опередила. Она с присвистом произнесла слово на языке более древнем, чем весь людской род, а затем запела. Ее тихая ритмичная песнь – ее погребальный плач – призывал смерть на голову женщины. Перед глазами Этайн встали высокие меловые скалы у ирландского побережья, зеленые от тины; у обрыва стояла рыжеволосая женщина, ее плащ трепало ветром. Ее глаза покраснели от слез – она оплакивала потерянную любовь, отобранную богами и морем, она взывала о помощи к Морриган. Когда песня достигла кульминации, на плечи Этайн легла вся тяжесть ее горя. Это было ее собственное горе – столь тяжкое, что в этой печали можно было утонуть. По щекам против воли побежали слезы, в поисках утешения Этайн сделала шаг к пропасти Каррай Ду… и остановилась. Тяжесть исчезла.
– Господь пастырь мой, – сказала она черноволосой ведьме. – Милость моя и прибежище моё, заступник мой и избавитель мой – Бог мой, научающий руки мои для битвы, персты мои – для войны! – Этайн наставила меч на мужчину и женщину. – Предупреждаю в последний раз: сын Балегира не ваш! Изыди, эльф, и прихвати свою потаскуху с собой! Оставь мир людей в покое!
Бледное лицо Туат скривилось в гримасе ненависти. Он выступил вперед и положил ладонь на рукоять меча с листообразным лезвием.
– Ах ты нахальная мелкая обезьяна! Хочешь забрать этого жалкого фомора себе? Тогда давай посмотрим, чему научил твои руки Распятый Бог! – Он вынул меч из ножен – звякнул металл. – Сражайся или беги. Все одно.
Этайн не тронулась с места.
– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое…
Туат внезапно отпрянул назад, пошатнулся; звякнули пластины, послышался треск – в защищенную хауберком грудь вонзилась стрела.
– Да приидет Царствие Твое. Да будет воля Твоя и на земле, как на небе! – прорычал за спиной Этайн Бран из рода И Гаррхонов. Когда прозвучало последнее слово молитвы, сребробородый гаэл уже успел вложить на тетиву и выпустить еще одну стрелу. Она воткнулась едва ли в полудюйме от первой: ивовое древко с широким наконечником с той же силой прошило кольчужные пластины на груди Туат. – Беги к своему другу, девочка! – произнес Бран, доставая из колчана третью стрелу. – А мы покончим с этими жалкими тварями, да, парни?
– О да! И озолотимся вдобавок! – заревел Дунлайнг. – Вон та баба – ценная добыча! Сама дублинская ведьма! Бьюсь об заклад, славный король Бриан набьет нам карманы серебром, если мы принесем ему ее миленькую голову!
Этайн кивнула и со всех ног ринулась налево. Эльф попытался ее остановить, но третья стрела – выпущенная так близко от лица, что оперение чуть не запуталось в серебряных волосах, – заставила его обернуться к Брану.
– Да, иди сюда, черт!
Презрительно скривив губы, Туат бросился к нему, в его глазах, поблескивавших в полутьме зловещим зеленым светом, горела жажда крови. Бран выругался – его четвертая стрела пролетела мимо цели. Старый ирландец оскалился, отбросил лук и, защищаясь, схватился за топор. Меч Туат с мрачным звоном рассек холодный воздух у него над головой.
И Бран из рода И Гаррхонов погиб бы от эльфийского клинка, если бы не его родич Руэ Мор. Хоть он и был больше поэтом, чем воином – причем и то, и другое получалось у него неважно, – этот брюхастый потомок Уа Фейеле тем не менее сумел сдержать могучий удар Туат, приняв его на окованное железом древко копья. Клинок отскочил от него.
Руэ Мор взвизгнул и попятился перед ответным ударом Туата, который иначе отсек бы ему голову.
И Дунлан тоже не стоял на месте, хотя молодого гаэла больше интересовала черноволосая женщина. Он подбирался к ней с недобрым весельем во взгляде. Дублинская ведьма улыбнулась ему в ответ. Она сложила губы, свистнула на странный манер…