Сталин

Однажды (дело было в сентябре 1951 г.) находящаяся в СССР делегация английских женщин – весьма редкое тогда событие – обратилась к пригласившей их стороне с просьбой разрешить посещение женского лагеря. Естественно, хозяева растерялись. Звонок в соответствующее управление МВД. Там, конечно, решить не могут. Обращение выше – к заместителю министра госбезопасности Серову. Тот тоже в этом вопросе бесправен. К министру Круглову. Та же картина. Выход на Суслова. И он ничего не может решить. Тот – к Маленкову. Лишь член Политбюро, переговорив со Сталиным, поставил свою подпись на разрешении… Лагерь, конечно, готовили, чистили, прибирали, инструктировали всех. 70 % женщин (кто выглядел хуже) вывели на работы вне лагеря. Английские гостьи встретились с вполне «сознательными гражданами», которые временно оказались здесь. Делегация даже оставила запись в книге «гостей», которую срочно изобрели: «На нас произвело большое впечатление, с какой непосредственностью люди подходили к нам. Везде чисто. Мы считаем, что это ценный эксперимент, который имеет успех…»

Маленков иногда доводил до сведения «вождя» и такие данные, от которых Сталина оберегали, дабы не волновать. Но Сталин никогда не волновался. В сентябре 1949 года, когда приближался «великий юбилей», Маленков после рассмотрения ряда текущих дел положил перед Сталиным еще один документ.

«ЦК ВКП(б), товарищу Маленкову Г.М. 12 августа в поле совхоза имени Сунь Ятсена Михайловского р-на, Приморского края были обнаружены трупы убитых троих детей работницы совхоза Дмитриенко: Михаила 11 лет, Павла 9 лет и Елены 8 лет.

Убийство совершила мать, Дмитриенко Л.А., 1917 г. рожд. Она показала, что совершено убийство на почве крайне тяжелых материальных условий, в которых она оказалась после осуждения в 1946 году (по Закону от 7 авг. 1932 г.[22]) ее мужа Дмитриенко Д.Д., 1912 года рождения, и особенно после того, как ее уволили из школы, где она работала учительницей, и выселили из квартиры. С апреля работала в колхозе. Администрация никакой материальной помощи не оказала…

С. Круглов».

Читать это донесение крайне тяжело. Это – апогей горя, пришедшего не только в семью Дмитриенко, но и в семью народов нашего Отечества. Как реагировал Сталин и Маленков на безумный акт пришедшей в крайнее отчаяние матери, сказать трудно: на документе нет резолюций. Нормальные люди на их месте должны были бы содрогнуться, но им были безразличны страдания людей.

Среди всех государственных институтов карательные органы фактически всегда были бесконтрольны. Именно Сталин вывел их из-под контроля государства, единолично осуществляя руководство ими. Пожалуй, только во время войны он больше времени уделял армии, чем НКВД. Все остальное время – это главный объект его внимания. Более того, в конце 30-х годов, сразу после войны и до своей кончины Сталин занимался делами этих ведомств больше, чем партийными. Об этом, в частности, свидетельствует фонд «Переписка с товарищем Сталиным». Большая часть документов – докладов, сообщений, телеграмм, оперативных сводок, отчетов, донесений о проведенных заседаниях Особого Совещания, открытии новых лагерей, подготовке кадров для этих органов и многое другое – касается работы НКВД (МВД). Похоже, ежедневно Берия, Круглов, Меркулов, Абакумов и другие подписывали по нескольку документов в адрес Сталина. «Вождь» просматривал их все, но резолюции удостаивал лишь некоторые документы: «согласен», «проработайте дополнительно», «доложите о выполнении», «накажите примерно виновных за затяжку», «не держите либералов» и т. д. Для Сталина органы в огромной степени олицетворяли его власть, могущество и волю. Он привык к насилию и возможности его применения как обязательному атрибуту своего единовластия. Не случайно именно по его инициативе после войны карательный аппарат все усиливался, а для поддержания народа и органов в состоянии перманентной «мобилизованности и бдительности» нужно было постоянно демонстрировать наличие «врагов», «террористов», «предателей».