Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела,
Это не-воз-мож-но!
Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает.
Привет
Такие установки не были эпизодическими. В революцию и годы гражданской войны пролились реки крови. Соотечественники, россияне, обитатели одной земли с ожесточением уничтожали друг друга. Тогда это всем казалось естественным. Даже Ленину.
«Свияжск, Троцкому (дата не проставлена. –
Благодарю, выздоровление идет превосходно. Уверен, что подавление казанских чехов и белогвардейцев, а равно поддерживающих их кулаков-кровопийц, будет образцово-беспощадное.
Горячий привет.
Подавление «образцово-беспощадное» постепенно станет большевистским правилом, едва ли не важнейшим проявлением революционности, обычной социальной практикой.
То, что Ленин допускал в «архивоенное время», когда все висело на волоске, позже стало рассматриваться как «революционная норма». Даже тогда, когда удалось завоевать и закрепить революционные завоевания, террор не был сдан в исторический архив. Усилиями Сталина и его окружения репрессии против собственного народа стали
В России были не слишком развиты демократические традиции, но в отношении традиций полицейских дело обстояло лучше. Хотя, конечно, то, что создал Сталин, не идет в сравнение с «дилетантизмом» самодержавия. Но все же… Обычно говорят: суды и законы нужны, чтобы закрепить господство правящего класса. Но думаю, что во все времена правящие классы меньше нуждались в законах, чем те, кто был бесправен и обездолен. Возможно, традиции тайной полиции в России восходят к 1826 году, когда Николаем I было создано Третье отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии. Исполнительным органом был Отдельный корпус жандармов, шеф которого возглавлял Третье отделение. С тех пор во весь голос заявила о себе и политическая цензура. Хотя и при ее наличии подавляющее большинство книг из-за рубежа доходило до читателей беспрепятственно. Правовая основа преследования инакомыслящих была заложена в 1845 году специальным Уложением о преступлениях государственных и против порядка управления. В статьях 267 и 274, в частности, говорилось:
«За составление и распространение письменных или печатных сочинений и за произнесение публично речей, в коих, хотя и без прямого и явного возбуждения к восстанию против Верховной Власти, усиливаются (пытаются. –
Интересно сопоставить: через 81 год, уже после смерти Ленина, в Уголовном кодексе РСФСР 1926 года было записано:
«Пропаганда и агитация, содержащие призывы к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти… а равно распространение или изготовление или хранение литературы такого содержания влекут за собою лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже шести месяцев». Почти те же идеи, за исключением неизвестных во времена Николая I слов «пропаганда», «агитация» и довольно расплывчатых – «не ниже шести месяцев».
Самодержавная власть уделяла главное внимание армии и полиции. Хотя, по нынешним меркам, численность карательного аппарата была небольшой. В 1895 году, например, в департаменте полиции служил 161 человек, в корпусе жандармов – около 10 тысяч человек и несколько десятков тысяч полицейских. Но власти давали полиции, особенно политической, весьма большие права. Как писал глава департамента полиции (в 1902–1905 гг.) А.А. Лопухин: «Население России ставилось в зависимость от личного усмотрения чинов политической полиции. Виновность часто устанавливалась на основании субъективных мнений полицейских чиновников». Самодержавие широко практиковало ссылку неугодных, каторжные работы. Например, на пороге XX века в Сибири было около 300 тысяч ссыльных разных категорий и около 11 тысяч заключенных, приговоренных к каторжным работам. Правда, лишь 5–10 % ссыльных и каторжных были «политическими». Значительная часть ссыльных – иногда до половины – отсутствовала, т. е. находилась в бегах ввиду мягкости режима.