Annotation

Доклад прочитан в конце октября 1988 г. в Барселоне на международном семинаре «Перестройка. Куда идет Советский Союз?».

Опубликовано в: "Время и мы", №103, 1988, С. 195-200.

Не составляло бы труда присоединиться к хору официального советского антисталинизма и принять участие в демонизации Сталина, превратив его в козла отпущения за все зло в России и в мире. Это сделать несложно, но исторически и политически это была бы некорректная и вводящая в заблуждение акция, потому что Сталин только укрепил коммунистический тоталитаризм, но создал его не он. Основы этого тоталитаризма были заложены большевистской революцией и ее великим демиургом — Лениным, а фашистский тоталитаризм лишь обезьянничал, противопоставив себя одновременно либерализму и коммунизму. Никто не утверждает, что Ленин и Сталин одно и то же, но нет операции обманчивее той, которая стремится установить между ними абсолютную идейно-политическую разницу. Дело не в детерминистском установлении генеалогии, автоматически ведущей от Маркса к Ленину и от Ленина к Сталину, а в понимании политических и интеллектуальных предпосылок и структур, которые заложены в конкретных условиях исторического развития.

Сейчас модно рассуждать об «альтернативах» и «неосуществившихся возможностях» советской истории, как будто Сталин оказался и так долго удерживался у власти случайно. На самом же деле, как всегда в истории, всякая утвердившаяся линия развития предполагает наличие более или менее широкого пучка потенциальных возможностей, которые не получают реализации, и историк, конечно же, должен выявить все, что имелось в зачатке. Однако это только в целях объяснения того, что превратилось в законченный организм, иначе нашему историку лучше поменять профессию и заняться исторической фантастикой или же стать придворным идеологом власти, которая заинтересована в манипулировании прошлым.

Историческая генетика принципиально отличается от биологической, но она может, пользуясь собственными методами, объяснить, почему Маркс породил Ленина, а Ленин — Сталина, и в целом коммунистический тоталитаризм.

Что касается России, проблема в том, чтобы выяснить, почему именно в этой стране идеи Маркса нашли наиболее благодатную почву и почему здесь, в отличие от Западной Европы (где эти идеи постепенно лишались своей тотально-революционной силы, превращаясь наравне с другими в простые интеллектуальные стимулы), — так вот, почему здесь эти идеи развили весь свой потенциал, и деструктивный, и конструктивный, и, развитые Лениным, стали решающей силой в нашем столетии. Этой тематике я посвятил многочисленные исследования, говорить о которых здесь нет возможности. Напомню только, что уже в начале века в русской демократической и социалистической культуре высказывались предостережения о возможности, так сказать, «сталинского» исхода ленинизма. Это известно всякому, кто знаком с дискуссиями вокруг ленинских «Что делать?», «Партийная организация и партийная литература», «Материализм и эмпириокритицизм» и вообще с критикой Ленина со стороны Петра Струве, Георгия Плеханова, Юлия Мартова и других. Серьезная и честная критика сталинизма невозможна в отрыве от той критики, которой ленинизм подвергался еще задолго до и после 1917 года.

Тоталитаризм не был вызван дьявольскими кознями горстки неизвестно откуда взявшихся лиц с криминальными наклонностями. Если бы это было так, нам пришлось бы отказаться от поисков каких бы то ни было рациональных объяснений. Феномен тоталитаризма коренится в русской, немецкой, а также итальянской культуре и — более широко — в культуре европейской. Если же ограничиться Россией, то здесь его зарождению способствовала, помимо культурных влияний, идущих от Руссо до Гегеля и Маркса, специфическая ситуация недоразвитости или относительного отставания (в сравнении с европейским Западом) ситуация, внутри которой сформировалась, как я это определяю в своей работе о «Что делать?», «народническая (популистская) логика». Это логика исторического развития и исторического действия, предполагающая сознательное и планомерное ускорение культурного развития и такую власть, которая, подобно Архимедову рычагу, позволила бы осуществить подобный проект. Ленин придает этой логике, в марксистском духе, универсальный характер. Он усматривает в русской революции пружину мировой революции, а затем, когда эта последняя оказывается миражом, превращает Россию в лабораторию и штаб. На этой почве и стал возможен «сталинский феномен». Поэтому-то нельзя превращать Сталина просто в преступника: спору нет, он был преступник, но он был и революционер, и вне революционной коммунистической культуры становятся необъяснимы ни он, ни его культ, причем не только в России, но и в мире.