Сталин и бомба: Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956

16 октября, через день после окончания съезда, Сталин выступил с длинной и суровой речью на пленарном заседании нового Центрального Комитета. Главным пунктом его речи (по Константину Симонову, который только что стал кандидатом в члены ЦК) было заявление, что «он стар, приближается время, когда другим придется продолжать делать то, что он делал, что обстановка в мире сложная и борьба с капиталистическим лагерем предстоит тяжелая и что самое опасное в этой борьбе дрогнуть, испугаться, отступить, капитулировать. Это и было самым главным, что он хотел не просто сказать, а внушить присутствующим, что, в свою очередь, было связано с темою собственной старости и возможного ухода из жизни»^{1560}. Подчеркнув реальность угрозы отступления, неуверенности и капитуляции перед силами империализма, Сталин напомнил о ленинской твердости перед лицом трудностей. Логически развивая эту мысль, он яростно обрушился на Молотова и Микояна — двух долгожителей в Политбюро — за недостаток твердости, трусость и капитулянтство.

Молотов и Микоян сидели позади Сталина с мертвенно белыми лицами. Когда Сталин закончил, они «пытались объяснить Сталину свои действия и поступки, оправдаться, сказать ему, что это не так, что они никогда не были ни трусами, ни капитулянтами и не убоятся новых столкновений с лагерем капитализма и не капитулируют перед ним». Они вели себя, как приговоренные, произносящие свое последнее слово^{1561}.

[356]

Пятимесячный период после XIX съезда до сталинской смерти 5 марта 1953 г. был «трудным и странным», по словам Симонова. Аркадий Ваксберг писал, что «царила вселяющая ужас атмосфера, в которой предчувствовались новые катастрофы в еще более кошмарном масштабе, чем происходившие когда-либо ранее»^{1562}. В ноябре Сталин приказал арестовать ведущих кремлевских врачей, включая своего личного врача, Виноградова. Скоро пытками были добыты “признания”, и Сталин распространял их среди руководства, говоря: «Вы — как слепые котята; что бы вы делали без меня? Страна погибнет, поскольку вы не в состоянии распознать врагов»^{1563}

. Врачей обвинили в умерщвлении Жданова и попытке уничтожить других членов руководства. Как было сказано, большинство из них работало на еврейские организации и состояло на службе американской разведки; другие были английскими агентами.

Публикация этих обвинений в январе 1953 г. создала истерическую атмосферу в стране с явно антисемитскими обертонами.

Кажется, в намерения Сталина входил суд над врачами и их повешение. Последовали бы антиеврейские погромы, и еврейские лидеры умоляли бы о высылке евреев в Сибирь ради их же безопасности. Жена Молотова Полина — еврейка — была обвинена как один из руководителей антисоветского заговора. Отсюда тянулась ниточка к Молотову, который несомненно был бы арестован тоже. Микоян и Ворошилов, которых Сталин подозревал как английских агентов, также, вероятно, оказались бы среди жертв. И Берия, возможно, не избежал бы чистки, так как секретные службы обвинялись в просмотре заговора врачей^{1564}.

Независимо от того, что было у Сталина на уме, кажется ясным, что страна к моменту его смерти стояла на пороге катастрофы. Он готовил кровавую чистку. За границей его политика создала крайне напряженную ситуацию и вовлекла Советский Союз в дорогостоящую гонку вооружений. Опасность войны казалась явной, но Сталин не искал разрядки в отношениях с Западом^{1565}. Генерал-лейтенант Н.Н. Остроумов, заместитель начальника оперативного отдела штаба военно-воздушных сил в 1952 г., вспоминал, что он и его коллеги считали, что Сталин активно готовится к войне. Это следовало не только из военной политики, писал он: «шла обработка общественного сознания, целенаправленно велась подготовка страны к грядущим испытаниям, а точнее — к войне»[357]. Сталин всегда был осторожен в использовании силы и нет причин считать, что он хотел войны. Но у него были серьезные просчеты в прошлом, а старость еще больше ослабила его способность трезво мыслить. Трудно увидеть в Сталине этих последних месяцев человека, способного воспринять новые идеи о войне и мире в ядерный век. Скорее всего, он, как кажется, был увлечен подготовкой страны к грядущим схваткам с миром капитализма, укрепляя в свойственной ему жесткой манере внутренний фронт.

Глава четырнадцатая.

Водородная бомба

I