Сталин и бомба: Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956

В начале 1990 г. Дэниел Хирш и Уильям Г. Мэтьюс в статье, опубликованной в «Бюллетене ученых-атомщиков», утверждали, что советские ученые ухитрились вывести идею Теллера — Улама в результате тщательного анализа осадков, выпавших после испытаний «Майк»^{1684}. Появление этой статьи вызвало изрядный переполох среди советских ученых, принимавших участие в проекте. Харитон просил, чтобы в архивах ученых, которые занимались обнаружением и анализом иностранных испытаний, был проведен соответствующий поиск. В них не оказалось ничего, указывающего на получение полезной информации из анализа испытания «Майк»^{1685}. Это не было самоотречением. Сахаров и Виктор Давиденко действительно собирали в картонные коробки свежий снег, выпавший через несколько дней после испытания «Майк», в надежде, что, анализируя радиоактивные изотопы, содержащиеся в нем, они получат ключ к природе устройства «Майка». Один из химиков в Арзамасе-16, к несчастью, по ошибке спустил концентрат в водосток, прежде чем он был изучен

^{1686}. Так как характерные радиоизотопы являются короткоживущими, анализ должен быть проведен сразу же после испытаний. Только осенью 1952 г. Курчатов начал осуществлять подготовку радиохимического мониторинга первых советских термоядерных испытаний. В ноябре 1952 г. советский проект был еще недостаточно организован и забора и анализа осадков после ядерных испытаний не проводилось. «Организация работ у нас была в то время еще на недостаточно высоком уровне, — сказал Харитон, — и полезных результатов не было получено»^{1687}.

V

Испытания «Майк», хотя они и заставили советских ученых поторопиться с разработкой ядерного оружия, не изменили ее направленность. Советские ученые уже интенсивно работали над «слойкой» и изучали другие возможные конструкции. Было бы ошибкой преувеличивать влияние испытаний «Майк» на советский проект. «Слойка» оставалась главной точкой приложения сил в советских термоядерных исследованиях до весны 1954 г.

В ноябре 1953 г., через три месяца после испытаний «Джо-4», Малышев попросил Сахарова изложить свою концепцию оружия второго поколения, принципы его действия и примерную спецификацию. Харитон и Зельдович были в отпуске, поэтому Сахаров написал краткий доклад под свою ответственность. Две недели спустя его вызвали на заседание Президиума ЦК (так стало называться Политбюро), на котором было решено, что в следующие два года Министерство среднего машиностроения должно будет разработать и испытать оружие, о котором докладывал Сахаров. На том же заседании Президиум утвердил разработку межконтинентальной баллистической ракеты Р-7 в качестве носителя нового вида оружия^{1688}. В Арзамасе-16 продолжалась работа над оружием второго поколения по проекту Сахарова, который, как ожидалось, мог бы привести к значительному увеличению взрывного эквивалента, возможно, до нескольких мегатонн или по крайней мере до одной мегатонны. К весне 1954 г., однако, стало ясно, что сахаровская модификация устройства ненамного повысит его мощность

^{1689}. Именно в это время советские физики пришли к тому, что Сахаров в своих мемуарах назвал «третьей идеей». Юрий Романов, член сахаровской группы в то время, писал: «Ранней весной 1954 г… родились идеи, к которым Улам и Теллер пришли в 1951 г.»^{1690} Остается неясным, как возникла «третья идея» и кто сделал главный вклад^{1691}

. Намек Завенягина может пролить свет на то, как подавалась эта идея^{1692}. Что-то подобное обсуждалось ранее, но без результата. Только теперь, в дискуссиях между Сахаровым и Зельдовичем и членами их теоретических групп, идея обрела четкие формы^{1693}. Нет данных, чтобы предполагать, что американские испытания в Тихом океане в марте 1954 г. послужили толчком к появлению этой идеи. Согласно Романову, основная идея появилась еще до анализа этих испытаний^{1694}.