Маньчжурия для эмигрантов не стала «второй родиной», они там не ассимилировались, и по языку, и морально-бытовому укладу составляли чужеродный элемент. Экономическое положение было неустойчивым. Если прежде японцы учитывая особую роль эмигрантов в своих антисоветских планах, создавали для них некоторые преимущества, подкармливая их за счет эксплуатации китайского населения, то в условиях, когда все людские и материальные ресурсы были мобилизованы на нужды войны, японцы лишались этой возможности. Если добавить еще полное политическое бесправие эмигрантов и вмешательство японцев в их религиозную жизнь, то можно утверждать, что большая их часть, а особенно молодежь, резко отрицательно относилась к японцам. Этому способствовала как реальная перспектива военного разгрома японцев в Тихоокеанской войне, так и победа Советского Союза над фашистской Германией.
Эмигранты не исключали возможности вторжения войск Красной армии на территорию Маньчжурии и в предвидении этого стремились не компрометировать себя явной связью с японцами. Победоносная война Советского Союза против Германии привела к тому, что значительные слои эмигрантов, и в первую очередь молодежь, почувствовали себя русскими людьми, и в их среде зародилось даже некое подобие патриотического движения, стихийного, организационно неоформленного. Движение, выражавшее всего лишь их сочувствие к русскому народу, подвергшемуся вероломному нападению. «Оборонцы», как стали именовать этих эмигрантов, навлекли на себя репрессии и гонения со стороны японцев и фашистского белоэмигрантского руководства. Против них была проведена ожесточенная кампания как в белоэмигрантской печати, так и на собраниях эмигрантов.
Японцы, несмотря на неблагоприятное положение, усилили подготовку к войне с Советским Союзом. ГЯВМ в г. Харбине стала активно работать над политическим сплочением эмиграции, ликвидацией розни и грызни в ее среде. Это привело к тому, что из всех белоэмигрантских политических организаций сохранил себя и идеологически, и организационно один лишь РФС, пользующийся полной поддержкой ЯВМ, который, в свою очередь, безраздельно связал свою судьбу с японцами.
Дело не ограничивалось одним лишь идеологическим воздействием на эмигрантов. Перед войной все они в обязательном порядке были сведены в специальные воинские формирования. Ориентировочно в них находилось около 15 000 эмигрантов-мужчин. Воспитываемый на фашистских концепциях личный состав этих формирований представлял собой серьезную опасность в случае вооруженного конфликта с Японией. Она вытекала не столько из их численности, а сколько из того факта, что их личный состав, владея в совершенстве русским языком, будучи знаком с бытом населения Советского Союза и по внешнему облику не отличаясь от этого населения, был бы, несомненно, использован не для обычных боевых действий, а главным образом в качестве диверсионно-террористических банд, для всякого рода провокаций, для прямого шпионажа и т. д.
В то время в среде русской эмиграции в Маньчжурии наблюдалась борьба двух тенденций:
– развитие антияпонских настроений, обусловленных политико-экономическим режимом, созданным японцами для эмигрантов, и перспективой военного поражения Японии: наличие брожения, порожденного войной Советского Союза против немецких захватчиков, сопровождавшегося ростом интереса к жизни в СССР, возникновением сочувствия к русскому народу, осознанием безнадежности своего положения, осознанием возможности вновь обрести потерянную Родину;
– стремление японцев окончательно прибрать эмиграцию к своим рукам, поставить ее в полную политическую и экономическую зависимость от себя, идеологически сплотить ее на базе ненависти к коммунизму и советской власти и подготовить ее для широкого и эффективного использования на время войны между Японией и СССР.
В прямых интересах органов госбезопасности было необходимо осуществить задачу политического раскола эмиграции, компрометации РФС и его руководства, подрыва доверия японцев к эмиграции как к антисоветской колонии в Маньчжурии, с тем чтобы они вынуждены были, хотя бы частично, отказаться от своего замысла использовать эмигрантов для выполнения разведывательных и диверсионно-террористических заданий.
Наиболее надежным и быстродействующим средством для осуществления этих задач была выбрана организация специального радиовещания, которое внешне должно было быть инсценировано как работа подпольной радиостанции «эмигрантов-оборонцев». Было ясно, что японцы смогут установить, что радиостанция действует с территории СССР, однако документальных доказательств у них не будет, этим снимался вопрос о могущих возникнуть дипломатических осложнениях.