Сталин и его подручные

В других местностях Молчанов и Люшков обнаружили, что умирали даже трудоспособные колхозники:

«16 марта умер от голода колхозник Тригуб, активист, имеет 175 трудодней. Он неоднократно обращался в правление колхоза за выдачей продовольствия, но помощи не получил. По этой же причине умер конюх Щербина, имеет 185 трудодней, и плотник Вольвач, активист колхоза № 3» (58).

Озверели не только гэпэушники. Крестьяне начали убивать друг друга. Летом 1933 г. офицер ОГПУ докладывал с Северного Кавказа:

«В ст. Малороссийской был пойман на огороде мальчик, который тут же был колхозниками убит. […] В ст. Ивановской Славянского района полевод колхоза с пятью колхозниками, в числе которых было 2 сына кулаков, задержали рабочего рисосовхоза, которого подвергли истязаниям, отрезали левое ухо; заложив пальцы в дверь, переломали суставы, а затем живым сбросили в колодец. Спустя некоторое время вытащили его еле живым, бросив в другой колодец, засыпав землей. В ст. Петровской Славянского района объездчик коммуны им. Сталина, задержав на охраняемом им колхозном массиве неизвестную женщину за кражу колосьев, завел ее в балаган, сделанный из соломы, и, привязав к столбу, сжег вместе с балаганом. Труп сгоревшей зарыл на месте пожара» (59).

Советский интеллигент должен был ослепнуть и оглохнуть, чтобы не знать об этих ужасах: мало кто даже намекал на них, хотя бы устно (60). Осип Мандельштам, свободный от цензуры, так как его перестали печатать, в 1933 г. посвятил голоду короткое стихотворение:

Природа своего не узнает лица,И тени страшные Украйны и Кубани…

На войлочной земле голодные крестьянеКалитку стерегут, не трогая кольца (61).

Николай Клюев в своем видении «Погорелыцина» пророчествовал:

Чирикал воробьями день,Когда, как по грибной дозор,Малютку кликнули на двор.За кус говядины с печенкойСосед освежевал мальчонка,

И серой солью посолилВдоль птичьих ребрышек и жил.Старуха же с бревна под балкойЗамыла кровушку мочалкой.Опосле, – как лиса в капкане,Излилась лаем на чулане.И страшен был старуший лай,

Похожий то на баю-бай,То на сорочье стрекотанье.Ополночь бабкино страданьеВзошло над бедною избойВасяткиною головой.Стеклися мужики и бабы:«Да, те ж вихры и носик рябый!»И вдруг за гиблую вину

Громада взвыла на луну.Завыл Парфён, худой Егорка,Им на обглоданных задворкахОткликнулся матерый волк… (62)

Больше всего Сталин был озабочен тем, чтобы ничего не узнала иностранная пресса. В феврале 1933 г. он гневно вопрошал:

«Молотов, Каганович! Не знаете ли, кто разрешил американским корреспондентам в Москве поехать на Кубань? Они состряпали гнусность о положении на Кубани… Надо положить этому конец и воспретить этим господам разъезжать по СССР. Шпионов и так много в СССР» (63).

Лишь немногие иностранные корреспонденты увидели голод собственными глазами; из них не все верили своим глазам, а западные читатели их корреспонденциям не доверяли: кто же в мирное время уничтожает собственное крестьянство?