Сталин и его подручные

Младшая сестра Ленина Мария Ульянова была еще более бесцеремонно лишена всех привилегий (хотя она ни на что не претендовала). Ульянова всегда дружила с Бухариным, в личном и в политическом плане. Когда в 1929 г. Бухарин порвал со Сталиным, она потеряла работу как секретарь «Правды». В 1937 г. она умерла в одиночестве и фактически в ссылке. Еще одну видную даму – Екатерину Пешкову, законную жену Горького, – Сталин обезвредил без тюрьмы и без расстрела. Вплоть до 1939 г. Пешкова руководила Политическим Красным Крестом, которому в 1920-х годах каким-то образом удавалось смягчать условия заключения в тюрьмах ОГПУ для некоторых политических заключенных. Пока Ягода был наркомом НКВД, единственно потому, что он был влюблен в сноху Пешковых, Политический Красный Крест даже добился освобождения кое-кого из заключенных (или смягчения ссылки для них и их родственников), но после падения Ягоды все, что Пешкова могла предлагать пострадавшим, были слова осторожного соболезнования.

Только одной женщине – и то самой необычной и непредсказуемой из всех, Александре Коллонтай, – Сталин выделил настоящую политическую роль. Она была дочерью одного царского генерала и женой другого; в 1898 г. покинула мужа и ребенка, чтобы стать феминисткой, большевичкой и проповедницей свободной любви. Будучи талантливой писательницей и исключительной красавицей, даже когда ей было за пятьдесят, она очаровала Сталина, несмотря на то что была на шесть лет старше его, как она очаровывала бесчисленных мужчин и женщин. При ней Сталин, кажется, забывал, что он благоволил только к скромным, молчаливым и целомудренным женщинам.

Троцкий не выносил Коллонтай, и, может быть, за одно это Сталин ее любил. С самого начала революции Коллонтай завела роман с Павлом Дыбенко, украинским моряком, на семнадцать лет моложе ее: Дыбенко тогда только что стал наркомфлотом. Моряки не слушались приказов Троцкого, если Дыбенко их не подтверждал. Троцкий отдал Дыбенко под военный суд. Коллонтай, которая стала наркомом государственного призрения, умоляла прокурора Крыленко освободить Дыбенко, и Крыленко со злорадством требовал, чтоб Коллонтай отреклась от своих принципов и вышла замуж за Дыбенко. Любовные письма Коллонтай ходили по рукам в ЧК, и в Петрограде об этой паре ходило немало скабрезных стихов, например:

В бардак Россия превратилась,Гудит оркестр большевиков,

И сволочь разная танцуетКанкан совдепский без портков.

Гостей встречает бандер Ленин.Полны бокалы через край,И, видя кровь в них, истерично

Визжит блядюга Коллонтай (39).

Политбюро пришлось послать Коллонтай подальше, пока скандал не утих. Сталин назначил ее полуофициальным эмиссаром в Швеции и Норвегии (последняя страна была вынуждена признать Советский Союз, чтобы продать накопившиеся тонны селедки). Как образцовый социалист, Коллонтай очаровала скандинавских буржуев: она оказалась самым эффективным из советских послов, хотя шведы в конце концов выгнали ее за политический и нравственный разврат (она уже давно рассталась с Дыбенко). Благодаря Коллонтай СССР мог тоннами закупать норвежскую сельдь, и признательная рыболовная промышленность больше не давала прессе в Осло обзывать Коллонтай шлюхой.

В 1925 г., однако, «Правда» начала критиковать разлагающее влияние Коллонтай. Она была участницей подготовки первого большевистского Семейного кодекса, признающего право женщины на аборт и на развод по требованию. К 1925 г. радикальная семейная политика партии заменилась сталинским консерватизмом. Тем не менее Коллонтай обратилась к Сталину за защитой и заявила о своей лояльности «генеральной», то есть сталинской, линии партии. «Правда» замолкла. Дневник Коллонтай, несмотря на тщательное большевистское редактирование, доказывает, что она в самом деле была подлинным сталинистом, следовала за каждым политическим поворотом, хотя иногда признавалась в том, что ей недоставало внутрипартийной демократии (40). Воспоминания ее любовников и любовниц и те страницы дневника, которые она небрежно редактировала, свидетельствуют, что ее любовь к Сталину, как и к Дыбенко, была вдохновлена их грубой и самоуверенно-повелительной манерой. Сталину, рассказывала она одной любовнице, не хватало культуры и красноречия Троцкого, но у него она находила два достоинства: «адское терпение» и глубокое понимание человеческой души. Своего босса Молотова, с 1939 по 1941 г. наркома иностранных дел, она описывала как «воплощение серости, тупости и сервильности», но она тем не менее предпочитала окружение Сталина интеллигентам около Зиновьева или Бухарина. Коллонтай порвала с такими остряками, как Радек, которые вызывали неодобрение у Сталина, ив 1923 г. она с острым предчувствием попросила Сталина больше не связывать ее имя с Дыбенко.