Сталин и его подручные

«Зажим и террор в СССР таковы, что невозможна ни литература, ни наука, невозможно никакое свободное исследование. […] Оказывается, я шел с партией, 99,9 процентов которой шпионы и провокаторы. Сталин – ужасный человек и часто руководствуется личными счетами. Все великие вожди всегда создавали вокруг себя блестящие плеяды сподвижников. А кого создал Сталин? Всех истребил, никого нет, все уничтожены. Подобное было только при Иване Грозном. […]

Армия целиком разрушена, доверие и командование подорвано, воевать с такой армией невозможно […] крестьяне ничего не боятся, потому что они считают, что все равно: что в тюрьме, что в колхозе» (51).

Сталин милосердно оставил старого друга в покое, и Бедный медленно умирал от диабета. Сталин набросал записку с тем, чтобы ее прочли Демьяну; 20 июля 1937 г. через Мехлиса он узнал:

«Так как у нас (у советских людей) литературного хлама и так не мало, то едва ли стоит умножать залежи такого рода литературы еще одной басней, так сказать… Я, конечно, понимаю, что я обязан извиниться перед Демьяном-Данте за вынужденную откровенность» (52).

Из самых великих поэтов России к 1938 г. Ежов уже наметил трех для уничтожения – Осипа Мандельштама, Николая Клюева и Николая Заболоцкого. Секретарь Союза писателей, Владимир Ставский, сделал первый шаг, написав Ежову:

«В части писательской среды весьма нервно обсуждался вопрос об Осипе Мандельштаме.

Как известно – за похабные клеветнические стихи и антисоветскую агитацию Осип Мандельштам был года три-четыре тому назад выслан в Воронеж. Срок его высылки окончился. Сейчас он вместе с женой живет под Москвой (за пределами «зоны»).

Но на деле – он часто бывает в Москве у своих друзей, главным образом – литераторов. Его поддерживают, собирают для него деньги, делают из него «страдальца» – гениального поэта, никем не признанного. […] Вопрос об отношении к Мандельштаму группы видных советских писателей. И я обращаюсь к Вам, Николай Иванович, с просьбой помочь.

За последнее время О. Мандельштам написал ряд стихотворений. Но особой ценности они не представляют – и по общему мнению товарищей, которых я просил ознакомиться с ними (в частности, тов. Павленко, отзыв которого прилагаю при сем)» (53).

Петр Павленко, давно сочетавший роли критика и стукача, подтвердил, что Мандельштама можно расходовать – «не поэт, а версификатор, холодный, головной составитель рифмованных произведений» (54). В мае Мандельштама заманили в санаторий Саматиха, где его арестовали и приговорили к десяти годам на Колыме – срок, который даже здоровый мужчина вряд ли переживет. Мандельштам умер в лагере под Владивостоком до конца года.

Сталин редко осведомлялся о судьбе тех, кого НКВД упекал в ГУЛАГ, даже тогда, когда арест заказывал он сам. Люди сразу становились для него лагерной пылью, все равно что мертвецами. Сталин только сначала хищнически заинтересовался Мандельштамом, хотя никто лучше Мандельштама не понимал сути этого второго Иосифа. В 1937 г. Мандельштам представил себе Сталина обесчеловеченным пленником Кремля: