Сталин и Хрущев

«22/XII.1922 г. Т. Каменев!

Записку получил. По-моему, следует ограничиться заявлением в твоём докладе, не делая демонстрации на фракции, как мог Старик (один из партийный псевдонимов В. И. Ленина, которым пользовались его близкие товарищи — Л. Б.) организовать переписку с Троцким при абсолютном запрещении Ферстера (немецкий врач-невропатолог, с марта 1922 г. консультировавший врачей, лечивших В. И. Ленина — Л. Б.)

И. Сталин».(Известия ЦК КПСС. 1989. № 12. С. 192).

В этот же день состоялся тот самый, так называемый «грубый» разговор И. В. Сталина с Н. К. Крупской по телефону. Реакция И. В. Сталина, человека, отныне отвечающего за жизнь и здоровье Владимира Ильича, была не только адекватной обстоятельствам, но и вполне оправданной по любым меркам: ведь как раз в ночь с 22 на 23 декабря у В. И. Ленина происходит второй удар: наступает паралич правой руки и правой ноги: именно нарушение режима лечения Ильича по вине Крупской и привело к резкому осложнению болезни!

Тем не менее, как бы оправдываясь, как бы снимая с себя ответственность за допущенную преступную оплошность, Крупская пишет 23 декабря письма Каменеву и Зиновьеву с жалобой на И. В. Сталина, одно из которых, а именно, письмо Каменеву, Хрущёв привёл на ХХ съезде без объяснения обстоятельств дела:

«Лев Борисыч,

по поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания.

О чём можно и о чём нельзя говорить с Ильичём, я знаю лучше всякого врача, т. к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае, лучше Сталина. Я обращаюсь к Вам и к Григорию (Зиновьеву —

Л. Б.), как более близким товарищам В. И. (??? — Л. Б.), и прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз.

В единогласном решении Контрольной комиссии, которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которые я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая и нервы напряжены у меня до крайности».

(В. И. Ленин. ПСС. Т. 54. С. 674–675).

Получив эти письма, Каменев и Зиновьев имели беседу с И. В. Сталиным, который сказал им, что разговаривал с Н. К. Крупской не как сженой В. И. Ленина, а как с членом партии, которая нарушила запрещение врачей об изоляции В. И. Ленина от политической деятельности и что он действительно заявил ей, что намерен представить сообщение об этом факте на рассмотрение Центральной Контрольной комиссии партии — и ничего более, и что он готов принести свои извинения перед Крупской, если она расценила его звонок, как «грубое вмешательство в личную жизнь». Что И. В. Сталин и сделал незамедлительно.

А утром 24 декабря И. Сталин, Л. Каменев и Н. Бухарин обсудили ситуацию. Заставить молчать Ильича они не могут, но нужно соблюдать все меры предосторожности, а главное, максимальный покой. И решение принимается такое: