Сталин и разведка накануне войны

Последний министр обороны СССР Маршал Советского Союза Д.Т. Язов и вовсе с маршальской прямотой рубанул правду-матку о том, что «план отражения фашистской агрессии носил контрнаступательный характер»^{327}, подчеркнув далее, что «в основе подготовки начальных операций лежала идея мощного ответного удара с последующим переходом в решительное наступление по всему фронту. Этому замыслу была подчинена и вся система стратегического развертывания Вооруженных сил. Ведение стратегической обороны и другие варианты действий практически не отрабатывались»^{328}. И тем самым, но незаметно для себя маршал Язов еще раз подтвердил, что произошла полная подмена замысла единственного официального плана отражения агрессии! Сам Тимошенко после войны тихо и незаметно, но на пару с Жуковым брякнул, что

«не было оборонительного варианта плана»^{329}.

А опубликовавший четверть века назад в «Военно-историческом журнале»

статью под названием «Развертывание оперативного тыла в начальный период войны» генерал-полковник Г.П. Пастуховский прямо указал, что «…в случае агрессии приграничные военные округа (фронты) должны были готовиться к обеспечению глубоких наступательных операций. Варианты отмобилизования и развертывания оперативного тыла при переходе советских войск к стратегической обороне и тем более при отходе на значительную глубину не отрабатывались»^{330}.

Но если бы только одни военные да историки писали такие признания. То обстоятельство, что, вопреки официальному плану, статус главного метода отражения нацистской агрессии незаконно был придан немедленному встречно-лобовому контрнаступлению по факту нападения, докатилось, увы, и до ушей наиболее авторитетных советских писателей. Так, известный и очень авторитетный писатель Иван Фотиевич Стаднюк в своем известном и весьма недурно экранизированном (правда, с рядом перегибов в отношении Сталина и Берия) романе «Война» еще в 70-х гг. прошлого столетия открыто написал следующее: «…С началом войны, когда события стали складываться стремительно и в чудовищном несоответствии с тем, как они предполагались в плане прикрытия, когда все преимущества расположения наших армий, имевших задачу в случае агрессии навалиться на врага могучими контрударами, перестали быть преимуществами»^{331}. Любопытно, но факт, что художественное описание И.Ф. Стаднюком случившегося по смыслу, а частично даже и текстуально совпадает с генеральскими описаниями случившегося: «Враг, неожиданным ударом начавший войну, диктовал нам свою волю, ломая наши планы»^{332}

.

Почему врагу удалось сломать наши планы? С какой такой стати они должны были готовиться к проведению глубоких наступательных операций как методу отражения агрессии, если в единственном официальном плане это не было предусмотрено?! С какой такой стати наши армии имели задачу в случае агрессии сразу навалиться на врага могучими контрударами, если в единственном официальном плане это было предусмотрено только после сдерживания и отражения первого удара активной обороной и активными действиями по сковыванию сил противника, под прикрытием чего должны были быть осуществлены мобилизация и сосредоточение главных сил, и лишь затем, но только при наличии благоприятных условий переход в контрнаступление.

А с такой, что произошла незаконная, негласная и неофициальная подмена сути и даже принципа обороны единственного официального плана отражения агрессии в духе концепции Тухачевского и его же плана поражения СССР в войне с Германией. Даже определение направления главного удара супостатов было точно скопировано с плана поражения Тухачевского — украинское (юго-западное), а белорусское (западное) было проигнорировано.