Сталин и заговор Тухачевского

Но и последний очень скоро показал, что является сторонником политики «железного канцлера» Бисмарка, давшего совет избегать воо— руженных конфликтов с Россией. Таково же было настроение почти всех профессиональных дипломатов, даже самого главы министерства иностранных дел Риббентропа (1893-1946) и его ближайшего сотрудника Вайцзеккера (1882-1951), занимавшего пост статс-секретаря МИДа (1938-1943). Невероятно, но в исключительно тяжелых условиях (28 апреля 1941 г.) он посмел написать Риббентропу так:

«Я не вижу в русском государстве какой-либо действенной оппозиции, способной заменить коммунистическую систему, войти в союз с нами и быть нам полезной. Поэтому нам, вероятно, пришлось бы считаться с сохранением сталинской системы в Восточной России и в Сибири и с возобновлением военных действий весной 1942 г. Окно в Тихий океан осталось бы закрытым.

Нападение Германии на Россию послужило бы лишь источником моральной силы для англичан». (Вторая мировая война в воспоминаниях Уинстона Черчилля, Шарля де Голля, Корделла Хэлла, Уильяма Леги, Дуайта Эйзенхауэра. М., 1990, с. 104-105.)

Неудивительно, что и Риббентроп постепенно склонился к такой точке зрения. Войны с СССР он не хотел и боялся. 22 июня 1941 г. в здании министерства иностранных дел Германии ему, однако, пришлось объявить советскому послу В. Деканозову (1898-1953), исполнявшему посольские обязанности в течение 1940-1941 гг., бывшему в то же время заместителем наркома иностранных дел (1939-1947) и крупным чином НКВД (заведующий иностранным отделом), соратником самого Берии, о разрыве отношений двух государств и войне. Когда советский посол, произнеся соответствующие моменту ответные фразы, пошел к выходу, в сопровождении секретаря посольства Бережкова, произошло вдруг нечто неожиданное:

«Риббентроп, семеня, поспешил за нами. Он стал скороговоркой, шепотком уверять, будто он лично был против этого решения фюрера. Он даже якобы отговаривал Гитлера от нападения на Советский Союз. Лично он, Риббентроп, считает это безумием. Но он ничего не мог поделать. Гитлер принял это решение, он никого не хотел слушать.

— Передайте в Москве, что я был против нападения, — услышали мы последние слова рейхсминистра, когда уже выходили в коридор» (В.М. Бережков. Годы дипломатической службы. М., 1987, с. 54; Он же. С дипломатической миссией в Берлин. М., 1966, с. 102.)

Во время этой утренней беседы, когда происходило объявление войны, министр находился явно не в себе: «У Риббентропа было опухшее лицо пунцового цвета, и мутные, как бы остановившиеся, воспаленные глаза». (С. 53.)

При таком раскладе вещей, понятно, что и Шулленбург являлся сторонником мира с Россией и вполне разделял взгляды авторитетных дипломатов и военных, которые генерал Гаммерштейн, начальник Управления сухопутных сил рейхсвера, во время беседы с Ворошиловым 5 сентября 1929 г. выразил так: «У вас коммунистический строй являет— ся государственным строем, у нас коммунизм враждебен государственному строю „…“ Основами дружественных отношений двух стран являются три фактора: дружба армий, возможно дружественная внешняя политика и взаимное признание внутренней политики каждой страны». (Ю.Л. Дьяков, Т.С. Бушуева. Ук. соч., с. 100.)

Шулленбург являлся горячим поклонником советско-германского пакта о ненападении и очень ему способствовал. Гитлер, естественно, знал о его настроениях. И в течение первой половины 1941 г. водил за нос собственного посла, отрицая намерение воевать с Россией. В апреле 1941 г. встревоженный ходящими слухами о войне, посол в сотрудничестве с советником посольства Хильгером и военным атташе Кестрингом (с явного одобрения Риббентропа!) разработал для Гитлера докладную записку о взаимоотношениях двух стран. Он старался отвратить фюрера от войны, которая, по его мнению, привела бы не к выигрышу, но могла стать погибельной для Германии. Его мнение в этом плане опиралось на авторитетное суждение генерала Гаммерштейна, который, тоже крайне отрицательно относился к идее такой войны и 11 декабря 1932 г. венгерскому посланнику в Берлине Кании говорил: «Все же, по моему мнению, Россия неприступна. И ее соседям придется горько. Русская армия и русские рабочие будут фанатично защищать свою родину. Я знаю, насколько велик рост заводов военной промышленности в Перми, но если они только подготовлены к пуску, то и тогда Россия при ее блестящем географическом положении непобедима. Ну какое для России это может иметь значение, если удастся на время захватить даже Москву?» (Там же, с. 137.)

Шулленбург вручил свою записку Гитлеру и после краткой беседы с ним 30 апреля 1941 г. вернулся в Москву крайне удрученный. Он не скрыл от своих сотрудников, что «выбор сделан, война — дело решенное», и что «Гитлер намеренно обманул меня».