— На сегодня хватит! Вы, наверное, устали. Я лучше покажу вам новый фильм Чарли Чаплина. Я его еще не смотрел, вместе посмотрим.
Присутствующие стали подниматься со своих кресел. Ногу свою я, наверное засидел, она не послушалась меня, и я не мог сразу подняться
на костыль. Сталин с удивительным проворством подошел ко мне, помог подняться и, держа меня за руку, направился к заднему выходу из кабинета, за которым начинался длинный — длинный коридор с высокими глухими стенами, залитый обильным светом так, что ничего вокруг нельзя было видеть. Я шел неуверенно, не видя пола, казалось, вот — вот провалюсь в бездну. Коридор этот под прямым углом ломался, по углам едва угадывались застывшие как изваяния силуэты охраны. Коридор ломался несколько раз то вправо, то влево, пока мы не дошли до небольшого зала с экраном. Я первый раз оказался со Сталиным один на один, и пока мы шли по коридору, не знал, о чем с ним говорить. Было мучительно от обильного света, от того, что идешь, как слепой, не видя ничего под ногами. Я спросил, не слишком ли много света. Сталин не сразу ответил…— Вы хотели сказать: не слишком ли много охраны?
— Да, пожалуй, и это.
Сталин снова задержался с ответом. Потом медленно, едва слышно, выцедил:
— Не в том беда, что много света или много охраны. Беда в том, что я не знаю, когда и кто из этих негодяев пустит мне в затылок пулю.
— По-моему, — заключил свой рассказ Иван Степанович, — мнительность и подозрительность Сталина к людям были вне всякой меры.
Не трудно было догадаться, что и ослепительный свет в коридоре тоже имел свое назначение, был вызван его подозрительностью.
— Что касается его “особой любви” ко мне или Кузнецову, — продолжал адмирал, — это заблуждение. Любой из нас мог стать жертвой, допусти в обращении с ним хотя бы малейшую оплошность. Мы с Кузнецовым были крайне осторожны и предупредительны. И немного подумав, добавил: — А может быть, обжегшись на многих просчетах, на ощутимых потерях, поредевших рядах военачальников, он берег нас как военных специалистов?»
Чтобы читателю было более понятно, что произошло на заседании в кабинете Сталина, необходимо дать небольшое пояснение. Контр-адмиралу Исакову, бывшему в должности заместителя командующего и члена Военного совета Закавказского фронта (с августа 1942 года) было поручено координировать действия Черноморского флота, Азовской и Каспийской флотилий с операциями фронтов. Исаков стал одним из руководителей битвы за Кавказ. 4 октября 1942 года, когда немецкие войска рвались к Туапсе, Иван Степанович попал под бомбежку на Гойтхском перевале и был тяжело ранен в бедро. В суете боевой обстановке только через двое суток удалось доставить его в госпиталь. Из-за начавшейся гангрены потребовалось ампутировать левую ногу. После тяжелого ранения в 1942–1943 годах адмирал находился на лечении. Есть утверждение, что уже в мае 1943 года он вернулся в Москву, в свой кабинет. Таким образом, его посещение Сталина в Кремле состоялось, чуть позже.