«Согласно официальным докладам смеет, в 04 часа 22 июня все соединения и военно-морские базы Балтийского флота перешли на готовность № 1, т.е. были готовы встретить врага. (Северный флот в 0 ч. 56 м. получил приказ, а через несколько часов командующий флотом А.Г. Головко уже доносил, что Се-верный флот в 4 ч. 25 м. перешёл на оперативную готовность № 1. Черноморский флот в 1ч. 15м. 22 июня объявил о повышении готовности, провёл ряд экстренных мероприятий и в 3 часа был уже готов встретить врага. В 3 ч. 15 м. хорошо отличимый по звуку звонок особого телефона. Докладывает командующий Черноморским флотом Октябрьский, — услышал я в трубке, этот официальный тон сразу насторожил меня.
— “Самолёты противника бомбят Севастополь”. С этими словами оборвалась последняя нить надежды. Случилось то, о чём говорили все факты, а они, как известно, вещь упрямая…»Как видите, нарком обороны маршал Тимошенко в 23.00 21 июня, сообщая наркому ВМФ о вероятном нападении врага около 4.00 утра 22 июня, дал ему разрешение-команду, что делать в случае нападения врага — «нападение вероятно в ближайшие часы и… разрешается открывать огонь»
по всем вражьим самолётам или частям, кто пересечёт границу. Ведь в подчинении адмирала Н.Г. Кузнецова были не только Балтийский или Черноморские флоты. Его телеграмма о приведении в боевую готовность № 1 в ночь на 22 июня касалась и той же Пинской или Дунайской флотилии, а это приграничные реки, через которые и началось вторжение в 4.00. Подразделения этих флотилий утром 22 июня имели чёткий приказ открывать по нарушителям границы огонь на поражение, чего не имели их сухопутные соседи.А в официальных воспоминаниях Кузнецов сделал даже больше — он отдельной фразой показал суть «Директивы № 1»: «В ней
подробно излагалась, что следует предпринять войскам в случае нападения» (гл. «Ночь на 22 июня»). Хотя, судя по официальному тексту «Директивы № 1», в ней как раз много неясного… Указано, что сделать перед нападением, но что делать «в случае нападения» — нет.