Однако Сталин летом 1917-го не только выяснял отношения. Вместе со Свердловым он проделал поистине титаническую работу по приему в большевистскую партию ее новых членов. И только за лето 1917 года Петроградская организация увеличилась с 16 до 36 тысяч человек.
Известную роль он сыграл и в создании фабрично-заводских комитетов, которые брали под свой контроль управление промышленными предприятиями и в которых он со времен бакинского подполья видел «основные бастионы партии». И в 1917 году эти самые «бастионы» недвусмысленно заявили о том, что имеют равные права с администрацией, что во многом облегчало работу большевиков в пролетарских районах.
И не случайно уже на муниципальных выборах в Петрограде был замечен существенный сдвиг среди голосовавших за большевиков. А после того как кадеты потерпели поражение на выборах, Сталин поднял вопрос об очевидном разрыве между итогами голосования и составом Временного правительства, в котором кадеты продолжали оставаться в большинстве.
Да, большевики еще не стали партией большинства, и тем не менее Сталин высказал уверенность в том, что уже очень скоро они начнут пользоваться гораздо большей поддержкой населения, поскольку массовый избиратель «уже отошел от кадетов» и «остановился на полдороге».
Первым из лидеров большевиков на свободу вышел Каменев. По одним данным, он был отпущен на поруки, по другим — его просто-напросто выкупили на деньги все того же Парвуса. Что было вернее всего. Да и какие еще могли тогда быть поруки?!
Не успел Каменев покинуть свою темницу, как Министерство юстиции публично обвинило его в сотрудничестве с... киевской охранкой. Разбираться с этим запутанным делом поручили Сталину, 30 августа с него было снято обвинение, а уже на следующий день он выдвинул на заседании ЦИК резолюцию «О власти». В ней он выступал за коренную реорганизацию государственной власти и вывод из правительства кадетов и представителей правящих классов. О призыве же к революции он «позабыл».
Принимал ли участие сам Сталин в составлении каменевской резолюции? Скорее всего, да, поскольку опубликованная им несколько позже статья «Мы требуем» во многом ее повторяла. Не совсем, правда, понятно, почему Сталин выпустил эту статью на столь важную тему без подписи. Не желал лишний раз ставить себя в неудобное положение перед Лениным, как это уже имело место в марте?
Кто знает... Известно лишь, что именно тогда он стал постепенно уходить в тень, и 31 августа не явился на вечернее заседание ЦК. Что было в общем-то понятно. Почти полтора месяца возглавлял партию, но так ничего выдающегося не сделал. И вот теперь, когда своим энергичным почином Каменев показал кто есть кто, Сталин стал крайне нерегулярно посещать заседания ЦК. Чего раньше за ним не замечалось. Особенно, когда он проводил их сам.
А в начале сентября Сталин снова прокололся. На этот раз уже с вернувшимся к работе Зиновьевым. А все дело было в том, что он опубликовал в возглавляемом им «Рабочем пути» неподписанную статью Зиновьева «Чего не делать». Как выяснялось из статьи, делать не надо было именно того, к чему призывал Ленин: вооруженного восстания! При этом Зиновьев ссылался на печальный опыт Парижской коммуны. Сталин пропустил статью Зиновьева без комментариев, что дало Троцкому повод отметить характерную для него склонность никогда до конца не поддерживать линию партии.
Крайне возмущенный ударом в спину Ленин написал по этому поводу статью, в которой, не упоминая имени Зиновьева, заметил: «Ссылка на Коммуну очень поверхностна и даже глупа... Коммуна не могла предложить народу сразу того, что смогут предложить большевики, если станут властью, именно: землю крестьянам, немедленное предложение мира».
«Удар по Зиновьеву, — писал Троцкий, — бил рикошетом по редактору газеты. Но Сталин промолчал. Он готов анонимно поддержать выступление против Ленина справа. Но он остерегался ввязываться сам. При первой же опасности он отходит в сторону».
Что ж, может быть, так оно и есть, и ссылка на Коммуну и на самом деле была глупа. Но... было ли уж таким умным то, что «предложил» народу после захвата власти сам Ленин? Вопрос далеко не риторический, и лучше других на него ответили бы отравленные газом крестьяне Тамбовщины и утопленная в Кронштадте в крови «краса и гордость русской революции»...
И все же август 1917-го был примечателен отнюдь не мелкой возней в большевистском лагере, а прежде всего попыткой Корнилова навести в стране порядок. А делать это было надо как можно скорее. Россия все больше входила во вкус революции, которая повсеместно перерастала в классический русский бунт. Народ развлекался как умел: в городах толпы громили присутственные места, в деревнях крестьяне жгли помещичьи усадьбы. Рабочие больше занимались выяснением отношений с администрацией, чем работой.