По сути дела, Ленин защищал то, что было главным положением теории Парвуса—Троцкого, которую тогда вождь разделял полностью. Что же касается новых лозунгов, то теперь девизом партии должен был стать призыв к «полной ликвидации диктатуры империалистической буржуазии».
Но все было не так просто, и многие делегаты в штыки встретили отказ Ленина от лозунга «Вся власть Советам!» И, по мнению Володарского и многих других, «нельзя было клеймить форму только потому, что состав Советов оказался неудачным».
В перерыве между заседаниями группа делегатов во главе с Подбельским передала Сталину список вопросов, которые так или иначе были связаны с Советами. Отвечая на них, Сталин, в сущности, впервые принял участие в открытой дискуссии и, к удивлению многих, оказался на высоте положения. «Главное сейчас, — весьма остроумно заявил он, — не организационные формы, а классы. И согласно новой линии партии, необходимо передать власть в руки рабочих и беднейших крестьян. Но это вовсе не означает призыва к уничтожению Советов, нужно просто перенести акцент в своей стратегии с Советов как учреждений на определенные классы...»
Приблизительно то же он говорил и в заключительном слове, отождествив собственную позицию с ленинской и еще раз подчеркнув, что существующие Советы только организуют массы и политической власти у них больше нет. Никакой контроль за Советами, заверил он собрание, не обеспечит большевикам власти, для этого надо свергнуть правительство. И, определяя свою стратегию, партия должна прежде всего иметь в виду следующие три основных фактора успеха: российский пролетариат, крестьянство и европейский пролетариат.
Но и на этом дело не кончилось, и когда в последний день съезда Сталин буквально пункт за пунктом защищал резолюцию «О политическом положении», ему снова пришлось вести горячие дискуссии. Даже если резолюция и была подготовлена Лениным, Сталину пришлось нелегко. Мало было ее зачитать, надо было еще и убедить собрание. И в целом он справился с этой сложной задачей.
VI съезд избрал Сталина членом ЦК, вместе с ним были избраны еще два «бакинца» — С. Шаумян и П. Джапаридзе (кандидатом), а также принятые на съезде в партию «межрайонцы» Л. Троцкий, М. Урицкий и А. Иоффе (кандидатом). А далее случилось непредвиденное. Для того чтобы «выразить солидарность съезда с избранными вождями партии», С. Орджоникидзе предложил огласить имена четырех членов ЦК, которые получили наибольшее количество голосов.
Сегодня уже никто не скажет, знал ли сам Серго о том, что именно эта четверка и составляла ту самую правящую верхушку ЦК, которая в кулуарах именовалась «узким составом». Как бы там ни было, предложение Серго было встречено громкими аплодисментами, и всего через минуту стало известно, что первую четверку составили Ленин, Зиновьев, Каменев и Троцкий, набравшие соответственно 133, 132, 131, 131 голос из 134 возможных.
Надо ли говорить, каким тяжким ударом это известие явилось для Сталина. Он уже мнил себя чуть ли не главой партии, а его буквально у всех на глазах поставили на свое место. Во второй ряд... Очень быстро это негодование сменилось гневом. Ну ладно Ленин, Каменев и Зиновьев... но Троцкий! Этот-то чем прославился? Столько лет полоскал Ильича как мог, и вот, на тебе: вошел в «узкий состав» верхушки ЦК!
Ну а затем последовал новый удар. На этот раз со стороны Свердлова, который предложил выступить с заключительным словом не ему, а Ногину. И он без особого энтузиазма слушал Ногина, который заявил: «Наш съезд является прежде всего съездом интернационалистов действия, первым съездом, наметившим шаги к осуществлению социализма».
После выступления Ногина делегаты дружно исполнили «Интернационал», и Свердлов объявил съезд закрытым. 6 августа был создан Секретариат ЦК, который занимался организационными вопросами. Сталин на заседании не присутствовал. Руководителем Секретариата ЦК был утвержден Свердлов. А вот членом нового политического органа внутри ЦК, который был предусмотрен новым Уставом и состоял из одиннадцати человек, стал Сталин.
VI съезд партии был примечателен и еще вот чем. Сталин по собственной инициативе возобновил дискуссию по вопросу о явке Ленина на суд. Более того, он вдруг ни с того ни с сего заговорил о том, что Ленину все-таки следовало бы явиться на суд... при надежных гарантиях его безопасности. Это предложение выглядело несколько странным после того, как совсем недавно сам Сталин, в сущности, спас Ленина, поведав членам ЦК о злобных юнкерах, которые убили бы вождя по дороге на суд.
И вдруг — поворот на сто восемьдесят градусов. Почему? Чужая душа, конечно, потемки, но кто знает, не понял ли вдруг, пусть и бессознательно, Сталин, оставшись в партии один, что без Ленина ему куда вольготнее? И отсутствие вождя, хотя бы ненадолго, облегчит его дальнейшее продвижение наверх?