Сталин. По ту сторону добра и зла

Признав некоторые успехи, Рыков в очередной раз поведал о положении в деревне, о нежелании крестьян работать в условиях «чрезвычайки» и о том, что продовольствие в ближайшие годы будет давать «хозяйство индивидуального типа», несмотря на всю свою малопродуктивность.

И все же главным событием пленума стало выступление Сталина, который не стал вступать в спор с Рыковым. А вот наличие уклонов признал. «Если «правые» говорят: «Не тронь кулака, дай ему свободу развиваться», а «левые», наоборот, возражают: «Бей не только кулака, но и середняка, потому что он такой же частный собственник, как и кулак», то надо признать, — заявил Сталин, — что разница, очевидно, есть». Он вообще говорил в высшей степени мирно и даже ссылался на Рыкова. Но в то же время напомнил, что надо сделать все возможное, чтобы как можно быстрее «догнать и перегнать» Запад.

Против ожидания, пленум прошел довольно спокойно. Рыкова критиковали, но никто не вышел за рамки приличия. А в одном случае за него заступился сам Сталин.

Более того, принятая пленумом резолюция являлась лучшим доказательством того, что между Сталиным и «правыми» достигнуто известное соглашение. Иначе как можно было договориться о борьбе на два фронта: против оппортунистического правого и троцкистского левого уклонов. Но самом же деле все обстояло иначе. Уже в ближайшее время страна должна была пойти по какому-то одному пути, и Сталин считал, что это должен быть его путь.

Да, он вел себя на пленуме этаким радушным хозяином, который не хотел обижать гостей. Однако за его улыбками и мирными речами стоял холодный расчет: усыпить бдительность и в нужное время нанести точный и расчетливый удар, от которого уже невозможно будет оправиться. И Сталин нанес этот удар. На сей раз по председателю ВЦСПС Томскому, и на VTII съезде профсоюзов был повторен уже принесший Сталину успех сценарий при избиении Московской партийной организации.

Едва начался съезд, как «представители с мест» стали обвинять Томского в бюрократизме и полной оторванности от «рабочих масс». Томский возмутился, но чего стоили все его объяснения, если хуливших его «представителей» поддержало Политбюро. Он снова повел себя не «по-большевистски» и подал в отставку, которая не была принята. Единственное, чего пока добился Сталин, так это введения в ВЦСПС Лазаря Кагановича, очень быстро превратившегося, по меткому выражению Бухарина, в «руководителя в руководстве».

Но даже сейчас, когда все так удачно для него складывалось, выступать с открытым забралом Сталин не спешил. Да, члены ЦК были за него, но кто мог знать, как они поведут себя под влиянием Рыкова, который считался лучшим экономистом Советского Союза. Сложившаяся в экономике страны ситуация напоминала собой двоевластие 1917 года. Поскольку в ней, по словам Бухарина, существовали две линии: закрепленная в решениях и резолюциях и та, что проводилась в жизнь на самом деле.

Правые прекрасно понимали Сталина, который соглашался с ними на бумаге, но в то же время проводил свой курс на форсированную индустриализацию. Но единственное, на что они оказались способны, так это на ту в высшей степени аллегорическую критику, которую вел в отношении Сталина Бухарин. Чувствуя, что проигрывает, тот пошел ва-банк.

На траурном заседании, посвященном пятилетию смерти Ленина, он выступил с докладом «Политическое завещание Ленина». И сделал его так, что мало кто не увидел огромной разницы между тем, что завещал Ленин, и той внешней и внутренней политикой, которую проводил Сталин. «Надо, — закончил он свою яркую речь словами Ленина, — проникнуться спасительным недоверием к скоропалительно-быстрому движению вперед, ко всякому хвастовству и так далее...»

Конечно, Сталину все эти куда как прозрачные иносказания не понравились, но... против Ленина не пошел. Зато лишний раз убедился в том, что Бухарин становится все более опасным... Как это часто бывает, помощь пришла от того, от кого он ее не мог ожидать даже при всем желании. От Троцкого, который сразу же после выступления Бухарина на траурном заседании пустил в ход запись разговора Николая Ивановича с Каменевым. Однако Лев Давидович и на этот раз весьма опасался усиления отнюдь не Сталина, а Бухарина и поспешил покончить с ним именно таким образом.

Впрочем, есть и другая версия случившегося, согласно которой интриги Бухарина не стали секретом для гэпэушников, и в начале января 1929 года на стол Сталина лег их доклад о визитах Бухарина к Каменеву. В это же время Менжинский сообщил ему, что «бухаринцам» удалось наладить связь с Троцким. Сношения Бухарина с теми самыми троцкистами, которых он совсем еще недавно обвинял во всех смертных грехах, выглядели для него убийственными, и 30 января Политбюро и Президиум ЦКК потребовал от него объяснений. Бухарин назвал все происходящее «гнусной провокацией», но вместе с тем признал и факт встречи, и подлинность записанных Каменевым слов.