Были ли они хоть немного счастливы? Надо полагать, что да, были... В те далекие революционные дни, когда Сталин еще не был всесильным владыкой, а она его женой. Тогда все было проще и интереснее. Он был героем революции, который прославился своими дерзкими побегами из ссылок и борьбой с царизмом. А она — романтической натурой, видевшей в этом герое самого настоящего рыцаря без страха и упрека.
Вот только был ли он таковым на самом деле? Как уже очень скоро убедилась Надежда: нет, не был! Да и где еще, как не по отношению к женщине, проявлять это самое рыцарство? А постоянный мат и грубость как-то плохо вязались с ним.
Слушая мужа, Надежда с удивлением думала, неужели это тот самый человек, который читал ей наизусть Чехова и Толстого. И не раз она вспоминала теперь, как, узнавшая о ее связи, мать испуганно сказала: «Ты даже не представляешь, как будешь жалеть об этом! Даже не представляешь!»
Так оно, по большому счету, и оказалось. Страстный и ласковый в минуты, когда жаждал ее тела, он порою становился холодным и грубым и даже не замечал ее. Правда, поначалу она не роптала: у настоящего большевика, а Сталин все еще таковым для нее являлся, было слишком много работы. Ну а о том, что грубость и холодность мужа объясняются отнюдь не государственными делами и множеством врагов, а его характером, она и думать не хотела.
Но... уже не могла. Особенно после очередной грубости. Сойдясь с Надеждой, Сталин уже не стеснялся ее и грязно ругался по малейшему поводу. Да, она была верующей большевичкой, но верила в революцию по-своему. И ей всегда казалось, что кровь и насилие революции — это только путь к истинному освобождению человека. Так ей, во всяком случае, говорил отец и его друзья, посещавшие их дом. Но то, что она теперь видела, совсем не походило на те светлые рассказы.
Так, безвременно и загадочно уйдя из жизни, Надежда отомстила Сталину самой страшной местью. И тот, словно отвечая ей, не пошел на похороны, хотя народная молва и утверждала, что именно он шел через всю Москву за гробом жены в расстегнутой шинели. На самом же деле это мог быть любивший Надежду Авель Енукидзе либо брат его первой жены Алексей, которого издалека можно было принять за Сталина.
Что же касается самого Сталина, то он вряд ли был способен на такой шаг, поскольку уже тогда опасался покушений на свою драгоценную жизнь. Да и не только в покушении было дело. Даже мертвая Надежда была виновата перед ним, и он нисколько не сомневался, что после ее загадочной смерти по стране пойдут гулять всевозможные слухи. Он никогда не простит ей ее поступка и, возможно, именно поэтому никогда не придет на ее могилу, замечательный памятник на которой будет установлен ее родственниками.
Кто знает, что же на самом деле толкнуло Надежду на столь страшный поступок. Предполагать можно все, что угодно, и несомненно в таком случае только одно: от хорошей жизни так не уходят. Тем не менее нельзя не сказать еще об одном эпизоде. В последнее время Надежду постоянно мучили сильные боли в животе, и ей предстояла операция. По всей видимости, что-то серьезное нашли у нее врачи во время ее поездки в Карловы Вары, где она проходила обследование. И если верить этой версии, подхваченной многими исследователями жизни Сталина, то Надежда могла покончить с собой во время нервного срыва, который был спровоцирован не только грубостью Сталина, но и постоянными болями, страхом перед операцией и неопределенностью своего положения. И, может быть, прав был Молотов, когда говорил, что «она была в то время немного психопаткой».
Но как бы там ни было на самом деле, смерть Надежды Аллилуевой и роль в ней самого Сталина и по сей день остаются одной из самых страшных загадок его жизни. Трудно сказать, насколько изменило характер Сталина самоубийство жены и стал ли он после этого еще более жестоким, как после кончины Катерины Сванидзе. Но то, что по его самолюбию был нанесен сильный удар, несомненно. Что же касается родственников Надежды, то никто из них и не подумал осуждать Сталина. Более того, они делали все возможное, чтобы помочь ему оправиться от тяжелого удара.
Подаривший Надежде браунинг Павел вернулся из Берлина и прожил несколько лет в Зубалово, Сталин довольно часто говорил с ним о жене. Порою на него, что называется, накатывало и, чувствуя свою вину, он пытался оправдаться. «Я все делал, как она хотела, — говорил он. — Могла ходить куда угодно, скупать все, что ей хотелось. Чего ей не хватало? Смотри!» — Сталин выдвигал один из ящиков своего письменного стола, который был набит деньгами.
Возможно, оно так и было. Что, впрочем, не помешало Сталину взять этого самого Павла под особое наблюдение. Даже в самые тяжелые минуты своей жизни он не забывал о грозившим ему отовсюду опасностям. Да и как знать, не приезжал ли этот самый Павел к нему на дачу только для того, чтобы отомстить.