Сталин. По ту сторону добра и зла

Якир сообщил о сенсации своему близкому приятелю Тухачевскому, о неприязни которого к Сталину ему было известно еще со времен Гражданской войны. Тот, в свою очередь, поведал о сенсационной находке заместителю на-крома обороны Гамарнику, а затем Корку и другим видным военачальникам. Так, по словам Орлова, появился заговор в целях «спасения страны и ее избавления от вознесенного на трон агента-провокатора».

* * *

Как считал сам Орлов, весной 1937 года руководители Красной Армии «находились в состоянии «сбора сил». Тухачевский предлагал «под каким-либо благовидным предлогом» убедить Сталина собрать конференцию по военным проблемам. По условленному сигналу два верных заговорщика полка Красной Армии должны были перекрыть ведущие к Кремлю улицы, а затем Тухачевский должен был арестовать Сталина.

Как уверял Орлов, маршал хотел застрелить Сталина прямо на конференции, однако Косиор со товарищи считали, что его «надо... представить на суд пленуму ЦК, где предъявить ему обвинение в его полицейском прошлом».

Перед тем как покинуть Орлова, брат попросил его в «случае чего» позаботиться о его маленькой дочке. «Но разве все может кончиться провалом? — удивился поверивший в успех куда как рискованного предприятия Орлов. — Тухачевский — уважаемый руководитель армии. Он вне всяких подозрений. Устроит конференцию, поднимет по тревоге два полка — и баста».

«Мы обнялись, — писал в своей «Тайной истории сталинских преступлений» Орлов, — расцеловались в обе щеки, и Зиновий ушел. Я никогда больше его не видел. Спустя несколько дней я возвратился в Испанию. Неделя за неделей, месяц за месяцем следил за газетами и использовал каждую свободную минуту, чтобы включить на коротких волнах радиоприемник. Стоило только кому-нибудь спросить меня: «Вы слышали новости?» — и я подпрыгивал как ужаленный. Я ждал своих новостей.

11 июня 1937 года я ехал в своем автомобиле от франко-испанской границы к Барселоне. Погода была чудесной. Я смотрел на волнистые холмы и слушал нежную музыку французской радиостанции. Внезапно музыка оборвалась и последовало сообщение: «Радио Тулуза! Специальный выпуск! Советский маршал Тухачевский и ряд других генералов Красной Армии арестованы по обвинению в измене. Они предстанут перед военным судом».

На следующее утро было сообщено, что восемь высших чинов — Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич, Путна, Эйдеман, Фельдман и Примаков — казнены. Позже стало известно, что Штейн, сотрудник НКВД, нашедший сталинское досье, застрелился. Косиор был казнен, несмотря на свой высокий пост в Политбюро. Гамарник покончил жизнь самоубийством еще до ликвидации генералов. Балицкий был расстрелян. Где-то в середине июля 1937 года до меня дошли сведения, что мой двоюродный брат Зиновий Кацнельсон расстрелян. И поныне я ничего не знаю о судьбе его жены и маленькой дочери.

После коллективной казни узкого круга заговорщиков, которые знали о службе Сталина в охранке, последовали массовые аресты и казни других, кто мог знать что-то о папке или кто был близок к казненным. Каждый военный, который прямо или косвенно был обязан своим постом одному из уничтоженных генералов, становился кандидатом на тот свет. Сотни, а вскоре и тысячи командиров уволокли со службы и из своих домов в подвалы смерти.

Первый московский процесс, которому я был свидетелем, скоро стал казаться мягким по сравнению с развязанным бешеным разгулом террора. Были скошены и свидетели, и режиссеры армейской чистки — люди, которые могли знать тайну досье Сталина. Маршалы и генералы, которые подписали фальсифицированный протокол Военного суда над Тухачевским, исчезли. Исчезли и легионы сотрудников НКВД».

Осенью 1937 года Орлов встретил в советском павильоне на международной выставке в Париже своего хорошего знакомого Павла Аллилуева. «Наш разговор, — вспоминал Орлов, — вращался вокруг ужасной картины кровавых чисток, происходивших тогда в Советском Союзе. В какой-то момент я, естественно, спросил его о подоплеке наиболее поразительного эпизода в ряду страшных событий: казни маршала Михаила Тухачевского и других маршалов и генералов Красной Армии. Павел прищурился и говорил медленно, по-ви-димому, стараясь, чтобы я хорошо запомнил его слова. «Александр, — сказал он, — никогда не спрашивай меня о деле Тухачевского. Узнав об этом, ты словно вдохнешь отравляющий газ».

Куда делась взрывоопасная папка с документами? Точно этого, по словам самого Орлова, не знает никто. Но в то же время он был убежден, что со всех документов из «папки Виссарионова» были сняты фотокопии, а сами подлинники переданы Хрущеву, что и позволило ему сделать следующее заявление на XX съезде КПСС и заявить на весь мир: