Сталин против партии. Разгадка гибели вождя

Во-вторых, не могло быть между ближайшим окружением Сталина и «молчаливого взаимопонимания в неоказании ему (Сталину. — А.К.) срочной и квалифицированной медицинской помощи после того, как с ним случился инсульт», с целью приблизить его смерть. Здесь профессор косвенно признается, что он находится в плену завиральных версий «очевидцев» смерти Сталина, т. е. «легенды Лозгачева» и мемуаров Н.С. Хрущева. Не могло быть подобного «соучастия» и «взаимопонимания» по той простой причине, что заведомое неоказание своевременной медицинской помощи смертельно больному человеку есть тяжкое преступление. Случись такое, то после проведенного расследования все участники «молчаливого взаимопонимания» были бы выявлены, осуждены и расстреляны. И об этом тоже знали все соратники Сталина из его ближайшего окружения. Но поскольку никакого расследования не проводилось, не было следствия и суда, значит, смерть Сталина действительно произошла по естественным причинам и, возможная по тем временам медицинская помощь ему была оказана вовремя, но положительного результата не дала.

Однако, вернемся в зал заседаний XIX съезда партии и еще раз оценим царившую там обстановку с точки зрения перспективы реформирования самой партии, а, следовательно, всей политической системы страны.

В отчетном докладе ЦК ВКП(б) XIX съезду, с которым выступил Г.М. Маленков, открытым текстом прозвучал тезис о необходимости пересмотра роли партийных организаций в жизни советского народа.

«Создалась известная опасность отрыва партийных органов от масс и превращения их из органов политического руководства… в своеобразные административно-распорядительные учреждения… <…> Партии нужны не заскорузлые и равнодушные чиновники, предпочитающие личное спокойствие интересам дела, а неутомимые и самоотверженные борцы за выполнение директив партии и правительства, ставящие государственные интересы превыше всего…» И далее Маленков заявил, что: «У руля руководства в промышленности и сельском хозяйстве, в партийном и государственном аппарате должны стоять люди культурные, знатоки своего дела».

От таких слов, надо полагать, невольно пробежал противный холодок по спинам у тех высших партчиновников, которые предпочитали давать руководящие указания, командовать всеми и вся, при этом абсолютно ни за что не отвечая.

Краткая 7-минутная речь Сталина на съезде была ритуальным выступлением, содержание которого адресовалось представителям зарубежных коммунистических и рабочих партий. Но «присутствие» Сталина явно ощущалось как в отчетном докладе Маленкова, который в вышеприведенном фрагменте доклада явно «озвучил» мысли Сталина, так и в выступлениях его ближайших соратников. В этом отношении весьма характерно выступление заведующего особым сектором ЦК ВКП(б), многолетнего помощника и секретаря сталинской канцелярии А.Н. Поскребышева.

Формально, речь Поскребышева была посвящена, хотя и важному, но частному вопросу — необходимости укрепления партийной и государственной дисциплины. Но даже по некоторым фрагментам этой речи, которые приводятся ниже, становится понятным, что к делегатам съезда, а через них и ко всей партии и советскому народу обращался именно Сталин, и слова эти звучали не просто грозно, они говорили о предстоящих серьезных переменах в стране.

«Есть у нас, к сожалению, среди партийных и советских работников (заметим, что хозяйственные работники здесь не упомянуты. — А.К.) такие, которые почему-то уверены в том, что законы обязаны исполнять не они, а кто-то другой, а что они сами могут обходить законы, нарушать или применять их по своему усмотрению по принципу: «Закон что дышло, куда повернул, туда и вышло». От такого весьма странного понимания законов всего один шаг к… преступлению… Иные руководители почему-то считают, что критиковать дозволено только своих подчиненных, а подчиненные, видите ли, не вправе критиковать свое начальство. Это… ничего общего не имеет с партийностью. Руководитель… ограждающий себя от критики, заведомо роет пропасть между собой и массами <…>.

Критика и самокритика — это мощная сила, способная делать чудеса, если ею умело пользоваться, если она применяется честно, открыто, по-большевистски. <…>

Критику и самокритику не уважают лишь люди с нечистой совестью, это либо нарушители партийной и государственной дисциплины, либо презренные трусы, либо жалкие обыватели, недостойные носить высокое звание члена партии…»[116]

Конечно же, сам Поскребышев ничего подобного по своей инициативе сказать не смог бы! Он ведь выступал не на районном или областном партийном активе, а на долгожданном высшем партийном собрании всего Советского Союза, перед всей коммунистической «головкой» планеты, в присутствии самого Сталина!

Поскребышев никогда и ни в чем не мог проявлять сколько-нибудь серьезной инициативы даже не в силу каких-то своих личностных качеств, а просто потому, что если бы он однажды на это и отважился, то всё равно все сочли бы, что инициатива исходит от товарища Сталина, а Поскребышев — не более чем исполнитель.