Сталин против рептилоидов

Он сидел на табурете перед большим столом, очень волновался, потел и судорожно вздыхал. И было отчего. Напротив за большим столом сидел высокий человек в добротном сером костюме и модной серой шляпе. Глаз было не видать, так как шляпа была надвинута на самые глаза. И видел Ибрагим только острый подбородок без признаков щетины и тонкие, серые губы. Руки человека были молитвенно сложены. Он словно замер в молитве, но Ибрагим знал, что этот товарищ точно не молится.

Наконец, товарищ в сером заговорил:

— Так как она его убила, Ибрагим?

— Так говорю же, из пистолета. Я вхожу, а она стоит, и пистолет в руке держит. А господин лежит, уже дохлый…

— Тихо, Ибрагим, тихо, — товарищ погрозил ему пальцем и медленно сказал: — Ты свои старорежимные словечки оставь. Нет больше господ, последние господа в Алапаевской шахте лежат, а мы все теперь…

— … Товарищи, — закончил фразу Ибрагим, обильно покрываясь потом от этого медленного голоса.

— Правильно. Молодец! — товарищ за столом даже растянул губы, изображая улыбку, но от изображения этого у товарища Ибрагима затряслась коленка. Левая.

А товарищ в шляпе продолжал:

— Ну? Так как она его убила?

Ибрагим торопливо глянул на двух серьёзного вида милиционеров в новёхонькой форме. Один был в звании старшего милиционера и стоял, привалившись к косяку. А второй, старшина, вальяжно развалился на подлокотнике кожаного дивана, покачивая шикарным хромовым сапогом. Недобрым взглядом на шофёра смотрели оба.

Вид этих людей был настолько серьёзен, что Ибрагим забыл, о чем его спрашивал товарищ в сером, и тому пришлось повторить вопрос:

— Товарищ Ибрагим, ответьте, как эта женщина убила нашего товарища?

— Как убила, как убила, — пытался сосредоточиться шофёр, — а так убила, товарищ Пильтус, прежде чем баб… — Он замялся.

— Использовать — предложил термин товарищ за столом.

— Ага-ага, пользовать бабу, он говорит: «Брей их Ибрагимка, совсем брей». Не любил он волосы… когда они, волосы, на бабах. Даже когда совсем их мала-мала.

— Так, и что дальше?

— Я пошёл воду в таз налить, и бритва мала-мала точить. Пока верёвку найди, пока ножни найди — иду в комнату, а он — всё. Дохлый. Валяется на полу, язык выпал, тоже на полу рядом валяется, а шалава стоит рядом голая, и пистолет у ней в руке на меня смотрит. Я думаю, зачем мне тут быть, пойду, думаю, вам скажу. И пошёл.

— И выстрелов ты не слыхал?

— Не-е, тихо было, только говорили они и всё. Она даже не орала, все бабы орали, а эта нет. Тихая она, паскуда.

— А почему она тебя не убила?

— А не знаю, я гос… товарищ… Да кто их шалав знает, что там у них в бошках! Не убила, и всё.

— Патроны у неё закончились, — догадался товарищ в сером, — а ты, Ибрагим, обгадился и сбежал. И очень нас этим разочаровал. Вот если бы ты её приволок к нам, то…

— Товарищ, э-э… — захныкал Ибрагим, — да как же мне знать, что у неё патроны кончились? Проверять такое кому нравится, а?

— Как её звали, хоть, помнишь?

— Помню-помню, товарищ Пильтус звал её Рахиля.

— Она что ли из ваших, из татар?

— Не-е, из жидов она.

— Так значит, не Рахиля она, а Рейчел?

— Не-е. Не так он её звал.

— Рашель, Ракель?

— Ракель, Ракель! — обрадовался Ибрагим. — Точно и по отцу он её звал, по Шамилю. Рахиля дочь Шамиля.

— Ракель Самуиловна? — догадался товарищ за столом.

— Точно, точно он так её и звал! — Ибрагим даже вскочил от радости, и милиционер, что стоял у двери, подошёл и положил ему тяжёлую руку на плечо. Шофёр послушно сел на место.

— Точно так и звал её.

— А фамилию её знаешь?

— Нет, — Ибрагим вздохнул, — по фамилии он её не звал.

— А лет ей сколько?

— Не могу сказать, молодая она. Сиськи у ней молодые, не висят ещё. А вот поглядишь — так и не совсем она молодая. Вроде. Если глядеть не на морду — вроде совсем молодая…

— Сколько ей лет, дурак! — рявкнул товарищ за столом. — Отвечай!

— Лет двадцать семь, — захныкал шофёр, — или тридцать. Или двадцать пять. Я ж говорю, вот когда баба из деревни она всегда ясная. А городских разве узнаешь возраст, э! Накрасятся вроде и не старые… А сами старые…

Товарищ за столом его уже не слушал, он говорил в трубку телефона:

— Посмотри по книгам регистрации, прописку в городе, Ракель Самуиловна, возраст двадцать пять — тридцать пять лет. Фамилия неизвестна… Я знаю, что без фамилии будет долго, ищите.

Он положил трубку. Опять сложил руки в «молитве». Молчал. Смотрел на шофёра:

— Узнаешь её?

— Узнаю, товарищ, как увижу — сразу узнаю, сюртук её мама! Убью её, по куску резать буду, и кушать её буду. Шалава она. Клянусь! — истово обещал Ибрагим.

— Где вы её нашли?

— У нэпмана «У Анри», что на малой Якиманке. Она с товарища Пильтуса три «николашки» золотом взяла, меньше брать не хотела. Жадная паскуда.

— Уведите его, — сказал товарищ за столом и добавил: — Чапу и Жирного ко мне.

Милиционер снова положил руку на плечо шофёра, тот съёжился и встал.