Сталин незамедлительно подписывает директиву, далекую от реальности по сложившейся обстановке и соотношению сил на отдельных участках фронта. О чем довольно деликатно выразился Жуков в своих мемуарах, скромно умолчав, что продолжал тешить иллюзиями политическое руководство. Согласно извлечений из этой несбыточной директивы, советским ВВС вменялось разбомбить города Кенигсберг и Мемель, а на территорию Финляндии и Румынии до особого распоряжения налетов пока не делать. Наземным войскам также приказывалось впредь до особого распоряжения «границу не переходить». Остается лишь удивляться, что не ставилась задача немедленного штурма Варшавы или Берлина. Первое, хотя и невыполнимое решение, тем не менее было принято, и процесс пусть со страшным скрежетом, но пошел.
В Кремле лично Сталин и его окружение еще не имеют отчетливого представления о событиях, происходящих за сотни километров от столицы.
В Германии в семь часов утра по местному и девять по московскому воззвание фюрера к германской нации зачитывает доктор Йозеф Геббельс. Данное обстоятельство косвенно свидетельствует о том, что Гитлер не был абсолютно уверен в успехе. А также признание в том, что он последнее время скрывал свои коварные замыслы от народа, суть, обманывал массы.
«Немцы! В этот самый момент начался поход, который по своим масштабам не имел себе равного в мире. Сегодня я снова решил вверить судьбу, будущее рейха и немецкого народа в руки наших солдат. Обремененный тяжелыми заботами, обреченный на месяцы молчания, я могу,наконец, говорить свободно. Да поможет нам бог, особенно в этой борьбе»…
Наконец утро 22 июня в Москве полностью вступило в свои права, и советский Генеральный штаб устанавливает, что практически на всем протяжении западной советской границы завязались ожесточенные сражения с наступавшими армиями вермахта.
Германская авиация нанесла сильные бомбовые удары по аэродромам округов, городам и железнодорожным узлам, военно-морским базам Черного моря и Балтики. После сильной продолжительной артподготовки сухопутные части противника в 5-6 часов утра, смяв слабые заслоны, пересекли границу Советского Союза.
Постепенно становится ясно, что разворачивается широкомасштабное немецкое наступление, а не просто крупная военная провокация. Из штабов приграничных округов поступает самая разноречивая информация, некоторая практически провокационного содержания. Со многими соединениями связь у них нарушена. Вести с запада идут преимущественно самые неблагоприятные, натиск противника весьма силен. Вместе с тем, отдельные командиры, не владевшие ситуацией, первоначально слали слишком оптимистичные донесения, вводившие Генштаб и Наркомат обороны в заблуждение.
Советские руководители были предельно обеспокоены случившимся. Несомненно, Сталину психологически трудно свыкнуться с мыслью о войне, с ее неизбежными горестями и разрушениями. Относительно малоподвижный ум вождя не успевает впитывать хлынувшие бурным потоком сведения, не говоря уже об их анализе.
Политические руководители страны некоторый период времени дискутируют о том, как объявить о войне и кто должен выступить со столь прискорбным сообщением. Вождь категорически отказывается, «переведя стрелки» на Молотова, который выступает ровно в полдень по радио с кратким сообщением к народу о состоянии войны с Германией.
После двухчасового совещания с военачальниками, соответственно предварительных договоренностей в тот же день, 22 июня ближе к вечеру, Сталин отправляет начальника Генерального штаба Жукова на Юго-Западный фронт в качестве представителя Главного командования, которого в сущности еще нет, для выяснения обстановки непосредственно на месте. Мерецков отправляется в Питер, где покамест все спокойно. А на Западный фронт посылаются маршалы Шапошников и Кулик.
Вождь фактически гонит ближе к передовой наиболее надежных и компетентных, на его взгляд, военачальников.
Из фрагментов специальных регистрационных журналов, заполнявшихся ответственными дежурными в приемной Сталина, можно сделать вывод о сумятице и растерянности, воцарившейся в Кремле в первоначальный период войны с Германией.
Особенно впечатляет предельно рваный ритм кремлевских совещаний. В 5 часов 45 минут утра 22 июня фиксируются первые посетители — высшие политические и военные иерархи страны. В 16 часов 45 минут пополудни в кабинете вождя никого не остается. Всего Сталина за эти без малого 13 часов посетило около полутора десятка человек, причем иные сделали это неоднократно.
Следующие записи относятся к ночи и утру 23 июня. В период времени с 3 часов 30 минут по 6 часов 25 минут Сталин принимает восемь должностных лиц государства, в основном военных. Затем следует перерыв до 18 часов 45 минут вечера.
С этого момента до 1 часа 25 минут ночи уже фактически 24 июня, практически те же самые люди вновь посещают Сталина, за исключением виднейшего организатора-хозяйственника Н. А. Вознесенского. Последний очень долго находится у вождя, очевидно, обсуждая эвакуационные вопросы.