Сталин. Разгадка Сфинкса

В ответ на эту фразу, высказанную по-прежнему очень спокойно, Козлов стал распространяться о Мехлисе, якобы не дававшем возможности командовать фронтом. Все доводы проявившего малодушие военачальника Сталин аргументированно опроверг и оставил в силе свое прежнее решение.

Данный эпизод любопытен прежде всего тем, что, очевидно, по причине своей причастности к крайне неудачной керченской операции Сталин предпочел не слишком сурово наказывать Козлова. Вождь лично настроил Мехлиса на решительные действия, вследствие чего последний подмял под себя Козлова и нанес большой ущерб войскам. В то же время Сталин сделал выводы и ускорил принятие решения по принципиальнейшему вопросу окончательного введения единоначалия в армии.

Всех военачальников изумляла цепкая память Сталина и способность держать в уме многие важные детали военных операций и лиц в ней задействованных. Весьма характерный диалог при участии Сталина состоялся однажды при обсуждении назначения на должность командующего одной из воздушных армий в изложении конструктора Яковлева. Оказалось, что Сталин лично не знал предложенного кандидата, и он поинтересовался:

— Ну а как он — справится? Что из себя представляет?

Заместитель главкома (ВВС М.А.) генерал Г.А. Ворожейкин ответил: — Да, он подходящий человек.

На что Сталин возразил: Что значит подходящий? Дело-то он знает?

Тогда Ворожейкин добавил еще несколько общих данных анкетного характера.

— Я вас спрашиваю: он дело знает?

— Да, товарищ Сталин, он честный человек.

— Бросьте вы эти эпитеты: честный, подходящий. Мало, что честный, одной честности недостаточно, дураки тоже честные бывают. Нам важно, чтобы он был не только честным, но чтобы дело знал, -наставительно и несколько раздраженно заключил Сталин.

Деловитость, компетентность и ответственность были для него важнейшими критериями в оценке любого субъекта.

Совершенно невероятную историю о командире танкового корпуса генерале В.Т. Вольском рассказал Василевский. Последний отмечает, что видел Сталина в разных ипостасях и знаком с ним вдоль и поперек. И если говорить о людях, которые натерпелись от него, то сам он как никто другой страдал от вспыльчивости Вождя. Но Сталин проявлял и мудрость, спокойствие и даже недюжинный такт, вкупе с полной выдержкой и отеческой заботливостью как в случае с Вольским в самый канун русского наступления под Сталинградом.

Вольский отправил Сталину личное послание, в котором высказал глубокое сомнение в успехе операции. Вследствие чего Верховный срочно вызвал Василевского с фронта и в его присутствии ободряюще переговорил по телефону с командиром-танкистом. Окончательно вопрос о Вольском как командире корпуса постановили решить позже по результатам его действий, о чем Василевский обязался доложить отдельно. После разговора со Сталиным танкист, естественно, воспрял духом и действовал успешно. Позже Верховный, разговаривая с Василевским, не забыл осведомиться о Вольском и отдал соответствующее распоряжение.

«Наградите пока от моего имени чем-нибудь, — сказал Сталин, — и скажите, что главные награды впереди». Встретившись с Вольским несколько позже, Василевский поздравил его с успехом, поблагодарил за отменные действия, передал слова Сталина и от его имени пистолет. Они стояли затем молча, смотрели друг на друга, и с Вольским случилось такое потрясение, что он зарыдал в присутствии Василевского, как ребенок.

Эпизод с Вольским, который в глазах Василевского и до этого и в дальнейшем был превосходным танковым начальником и отличным человеком, весьма характерен.

Каждодневные колоссальные психические и физические перегрузки военного лихолетья изматывали многих. На войне были возможны и случались неоднократно и не такие эксцессы, в мирное время казавшиеся дикими. Некоторые военачальники не выдерживали и пытались постоянно расслабиться посредством алкоголя, как это практиковал весьма даровитый военачальник М.М. Попов.

В неординарной ситуации с Вольским Сталин не стал прибегать к скоропалительным оргвыводам. Он совершенно точно оценил его психологическое состояние. В доверительном разговоре с генералом-танкистом Верховный утвердился в мнении, что комкор в одномоментном порыве слабости поделился с ним своими сомнениями.

Существует малообоснованное суждение, заключающееся в том, что Сталин относился ревностно к успехам своих генералов и маршалов. В подобную схему, казалось бы, укладывается случай с Коневым, произошедший в конце августа 41 года.

Верховный соединился тогда с главным редактором «Красной Звезды» Ортенбергом и произнес всего одну фразу:

— Довольно печатать о Коневе.

После чего повесил трубку телефонного аппарата. Естественно, Ортенберг был изумлен до предела и принялся немедленно наводить справки. Но несколько позднее сообразил, что его газета чрезмерно превознесла действия «командира Конева». На фоне в целом неблагоприятно складывающейся обстановки, в то время как тысячи офицеров столь же самоотверженно сражались, «Красная Звезда» создавала иллюзию, что помимо Конева защищать родину некому.