Сталин. Разгадка Сфинкса

Непрерывно нараставшая угроза военного нападения принуждала Кремль нервничать и ошибаться, толкая порой на не совсем оправданные кадровые перемещения. Помимо прочего непрестанно шел поиск не только наиболее эффективных образцов оружия, но и оптимальных путей организации их ускоренного выпуска. Была развернута высококонкурентная борьба (иногда нечистоплотная) за каждый новый тип вооружения.

Чтобы максимально приблизить структуры управления к заводам-изготовителям отдельные наркоматы в 39 году были разукрупнены. Так был создан, в числе прочих, наркомат вооружения, главой которого за 10 дней до войны стал молодой управленец Д.Ф. Устинов. А его предшественник Б.Л. Ванников необоснованно подвергся прессингу органов НКВД. Гэбисты, в свою очередь, пристально наблюдали за всеми перипетиями противоборств и нередко, в целях профилактики арестовывали того или иного фигуранта. Естественно, субъект нестойкий в моральном отношении (суть мало виновный) мог существенно пострадать.

Соответственно воспоминаниям советских маршалов, адмиралов и генералов, далеких от конъюнктурных соображений, что делает им честь, представляется возможным реконструировать отношение вождя к высокопоставленным военным, преимущественно, в последний отрезок его жизни. А также, соответственно, их отношение к Вождю и друг другу.

Кузнецов отметил, и Жуков с ним солидарен, что Сталин никого, за исключением маршала Шапошникова, не называл по имени-отчеству. В любой обстановке, почти домашней, он обращался сугубо официально по фамилии с непременным добавлением слова «товарищ». Ему самому также необходимо было говорить только подобным образом: товарищ Сталин. Выражением «товарищ» вождь подчеркивал официальность и одновременно дружественность своего обращения. В то же время Сталин создавал тем самым некоторую дистанцию со своим визави во избежание возможного панибратства.

Сталин, безусловно, стремился всегда учесть сильные и слабые стороны своих генералов, по мере их познания в ходе военных действий. Каких-либо особенных любимчиков у Вождя не было, хотя, исходя из своей шкалы ценностей, он выделял некоторых из военачальников.

Сталин был хорошо осведомлен о том, что в силу своих характеров Жуков и Конев весьма нахраписты во многих отношениях. Склонны к самоуправству и самодурству, вплоть до рукоприкладства к подчиненным. Спокойный Василевский являл в этом отношении их полную противоположность. А Рокоссовский вообще был рыцарем без страха и упрека. Еременко же отличался чрезмерной хвастливостью и лучше проявлял себя в оборонительных действиях. Сталин так и величал его «генералом от обороны».

Вместе с тем, никто из генералов и маршалов, даже имевший самые немыслимые заслуги перед страной, в случае провинности не мог рассчитывать на чрезмерную снисходительность Верховного.

Судя по всему, довольно серьезные трения были со Сталиным во время войны лишь у флотоводца Кузнецова (в силу его амбициозного характера), а также у Жукова, но по другим причинам. Последний порою вел себя недостаточно уважительно, о чем поведали конструктор Яковлев и Рокоссовский.

Деликатнейший Рокоссовс!кий даже как-то не выдержал и сделал замечание Жукову, что, по его мнению, не следовало разговаривать столь резко с Верховным Главнокомандующим. На что бравый полководец, не без бахвальства, самодовольно ответил: «У нас еще не такое бывает».

По воспоминаниям Мерецкова можно с достаточной степенью вероятности определить, что у него были сложности с Тимошенко. Из военачальников-мемуаристов практически лишь Кузнецов открыто высказался о том, что Жуков в качестве начальника Генерального штаба держался довольно высокомерно и не пытался вникнуть в дела флота. Он заявлял также, что коллега Жукова начальник Главного морского штаба Исаков тоже не смог найти с ним общего языка. Что характерно, на практически мимоходом пущенные критические стрелы в его адрес, Жуков в своих воспоминаниях отреагировал довольно болезненно.

Предельной «деликатностью» по отношению друг к другу отличаются воспоминания наркома авиационной промышленности Шахурина и его заместителя по опытному самолетостроению конструктора Яковлева. Вне всякого сомнения, их взаимоотношения были достаточно сложными. Приблизительно одинакового возраста, два этих человека до первой встречи в кабинете у Сталина в начале января 1940 года делали успешные карьеры. Истинный пролетарий по происхождению Шахурин занимал должность секретаря Горьковского обкома партии и не понаслышке был знаком с авиацией.