Сталин. Разгадка Сфинкса

Согласно извлечениям из «Отчета о работе Комитета партийного контроля при ЦК КПСС за период с октября 1952 по 1 января 1956 года» якобы выяснялось, что в «результате разоблачения Центральным Комитетом КПСС банды Берия — Абакумова и его сообщников», последние, «злоупотребляя властью, творили вопиющий произвол, грубо нарушали социалистическую законность — без всяких оснований зачисляли в ряды врагов народа честных и преданных партии работников, пытались поставить органы государственной безопасности над партией».

Хрущева не удовлетворяла данная постановка вопроса, в своем нашумевшем докладе на XX съезде партии он переносит акцент, как уже было сказано, персонально на Сталина и задается там, помимо прочих, сугубо корпоративной задачей — выяснения, прежде всего, нанесения урона интересам партии. В то же время для него самого все было предельно ясно.

«Массовые аресты партийных, советских, хозяйственных, военных работников нанесли огромный ущерб нашей стране, делу социалистического строительства», — вещает Хрущев.

С 1954 года по настоящее время (по февраль 1956 года — М.А.), говорит он, Военной Коллегией Верховного суда уже реабилитировано 7679 человек, делая упор на то, что «причем многие из них реабилитированы посмертно».

Для Хрущева вопрос о том, какой урон нанес Сталин стране, государству, является в сущности второстепенным. Помимо собственно дискредитации генералиссимуса, партийные интересы, вернее горстки партийно-советских номенклатурщиков, превалировали у него над народными.

На XXII партийном форуме с удовлетворением констатируется: «За истекшее после XX съезда КПСС время реабилитированы в партийном отношении 30954 коммуниста (многие посмертно). Среди них 3693 бывших руководящих партийных и комсомольских работника, 4148 руководящих работников советских органов, 6165 руководящих хозяйственных работников, 4394 командира и политработника Советской Армии».

Вне всякого сомнения, большинство из этих функционеров не напрасно подверглось репрессиям, но проверить данное обстоятельство не представлялось возможным уже в то время.

Так как со второй половины 1956 года, по предложению Хрущева было создано около сотни специальных комиссий, наделенных чрезвычайными полномочиями. Эти комиссии работали на местах несколько месяцев. Дела заключенных разбирались стремительно и носили формальный характер, как правило, достаточно было одной беседы членов комиссии с ним самим и непродолжительного знакомства с его делом. Сами дела, хранившиеся в особых отделах лагерей, немедленно уничтожались. Зафиксировано ничтожно малое число случаев привлечения к ответственности следователей НКВД -МГБ, проводивших расследования, а также других деятелей, кроме «банд Берии — Абакумова», якобы особо рьяно способствовавших проведению карательной политики государства. Случаи «разборок» недавних узников с конкретными виновниками своих мытарств также весьма редки. Отнюдь не случайно мало кто распространяется о лагерных злоключениях, тем более публично.

Но все же некоторые из бывших лагерников начинают писать и публиковать свои воспоминания, а также художественные произведения на тему лагерей и репрессий.

В 1962 году в журнале «Новый мир» печатается повесть небезызвестного Солженицына А.И. «Один день Ивана Денисовича» основанный на личных впечатлениях, рассказ о жизни политического заключенного в сталинских лагерях. Так, публично начиналась «солженициниана» — многотомная эпопея психически смертельно уязвленного лагерным пребыванием человека и малодаровитого писателя.

Пожалуй, Солженицын является наиболее известным графоманом, настолько многочисленны его разного рода литературные опусы. Будущий нобелевский лауреат был арестован в звании капитана в расположении Действующей армии и этапирован в Москву в начале 1945 года. Надо полагать, он достаточно добросовестно относился на фронте к своим довольно специфическим обязанностям — командира подразделения звуковой разведки. Однако, одновременно, дважды орденоносный офицер и несостоявшийся писатель злобствовал особенно в отношении политики руководства страны, причем совершал подобные выпады систематически и в письменном виде.

В следственном протоколе Солженицын собственноручно подписался: «В предъявленном мне обвинении виновным себя признаю». То есть признавался в клевете на Сталина и антисоветских помыслах, а также намерениях формирования группы единомышленников «в столичных литературных и студенческих кругах».

В связи с фронтовыми заслугами, в сущности по расстрельным статьям, Солженицын получил всего 8 лет заключения (его доверчивые респонденты, по некоторым данным, пострадали сильнее). В июне 1947 года, уже находясь в московской тюрьме для военных на Матросской тишине, он пишет на имя Генерального прокурора жалобу-заявление.