Сталин в жизни

Долго тянулся следственный процесс по делу этого комитета, и в конце концов все кончилось трагически, Лозовский был расстрелян, а ряд лиц сослали. Я думал тогда, что Жемчужину расстреляли, потому что об этом никому ничего не докладывалось и никто в этом не отчитывался. Все доложили Сталину, а Сталин лично сам казнил и миловал. О том, что она жива, я узнал уже после смерти Сталина, когда Молотов сказал, что Жемчужина находится в ссылке. Все согласились, что ее надо освободить. Берия, освободив ее, торжественно вручил ее Молотову. Он рассказывал мне, как Молотов приехал к нему в министерство и там встретился с Жемчужиной. Она была еле жива, он обнял ее. Берия рассказывал с какой-то иронией, но Молотову и Жемчужиной выражал сочувствие, демонстрируя, что вроде это была его инициатива освободить ее.

Хрущев Н. Т. 2. С. 51

А Полина Семеновна Жемчужина и в тюрьме по воле Сталина отсидела, и в ссылке была, и родных ее арестовали и пытали. И после всего этого она говорила дочери Сталина: «Никогда не забывай, что твой отец был гений».

Может быть, Пушкин все же ошибался насчет гения и злодейства?

Трояновский О. С. 146–147

Однажды один из родственников Полины Жемчужиной за столом стал осуждать Сталина. Она его быстро поставила на своё место: «Молодой человек, вы ничего не понимаете ни в Сталине, ни в его времени. Если б вы знали, как ему было трудно сидеть в его кресле!»

Чуев Ф. С. 123

Спокойным со Сталиным не мог чувствовать себя никто. Как-то уже после ареста врачей, когда действия Сталина стали принимать явно антисемитский характер, Каганович сказал мне, что ужасно плохо себя чувствует: Сталин предложил ему вместе с интеллигентами и специалистами еврейской национальности написать и опубликовать в газетах групповое заявление с разоблачением сионизма, отмежевавшись от него. «Мне больно потому, — говорил Каганович, — что я по совести всегда боролся с сионизмом, а теперь я должен от него «отмежеваться»! Это было за месяц или полтора до смерти Сталина — готовилось «добровольно-принудительное» выселение евреев из Москвы.

Смерть Сталина помешала исполнению этого дела.

Микоян А. С. 536

— Пишут в «Вечерке», что хотели три миллиона евреев выселить в Сибирь, на Север, правда ли это? — спрашиваю.

— В «деле врачей» не только евреи, там было много и русских, и армян. Писали даже, — говорит Лазарь Моисеевич, — в одной книге было написано, будто бы при Кагановиче было предложение выселить евреев, и что Каганович порвал партбилет, бросил на стол Сталину и сказал: «Я выхожу из партии». Это вранье! Никогда ничего подобного не было. Никогда при мне разговора на эту тему не было.

— Не было разговора о выселении евреев?

— Абсолютно! — вскипает Каганович. — Абсолютно не было разговора, абсолютно. Ни разу. Ни разу не было разговора на этот счет. Абсолютно не было ни разу разговора на эту тему.

— Было ли заседание Политбюро по этому поводу перед смертью Сталина?

— Не было.

Чуев Ф. С. 241

— Верно ли говорят, что в последний год жизни Сталин хотел всех евреев из Москвы выселить?

— Глупость, — отвечает Молотов. — Значит, он глупый человек? Этого о нем даже враги не говорили. Вообще, конечно, его состояние последнее время...

Чуев Ф. С. 552

Сталин был очень внимателен к национальным моим чувствам и всегда разговаривал со мной мягко на этот счет. Он даже один раз меня спросил: «А почему вы, когда мы смеемся над евреями, становитесь грустным, мрачным по лицу?» Он вглядывался в лица, в глаза. «Вот Микоян у нас — мы про армян смеемся, и Микоян хохочет вместе с нами над армянами». Я говорю: «Видите, товарищ Сталин, вы национальные чувства и характер хорошо знаете. Видимо, в характере евреев сказалось то, что их очень много били, и они, как мимоза. К ней только, притронься, она сразу закрывается». Сталин: «Вот это здорово ты сказал!» Понял он меня. «Как мимоза», — повторил. Ему понравилось. «Так, видимо, — говорю, — в каждом еврейском характере. Вы же признаете, что евреи — не нация, но в характере их есть национальное. Видимо, в характере это заложено». Ему понравилось это объяснение. Он понял меня.

Л. Каганович.

Цит. по: Чуев Ф. С. 135

Берия и Богдан Кобулов часто рассказывали мне, что Сталин любил шутки и анекдоты антимусульманского, и в частности антиазербайджанского толка, особенно когда их рассказывали в присутствии Багирова, первого секретаря компартии Азербайджана, который просто не выносил издевательских интонаций Кобулова, произносившего русские слова с азербайджанским акцентом. Это заставляет меня думать, что юмор, направленный против той или иной национальной группы, был по душе Сталину и он, в сущности, являлся антисемитом не больше, чем антимусульманином.

Судоплатов П. С. 475