Сталинград

Немецкие солдаты, поспешившие, чтобы помочь подняться упавшим офицерам, тоже поскользнулись и упали. Образовалось то, что русские называют «куча-мала». Украинец Дятленко вспомнил поговорку своих соотечественников: «Куча-мала слишком мала, нужно еще кого-нибудь сверху».

Когда марш с завязанными глазами возобновился, расспросы начались снова. Разговор вернулся к Бределю. Дятленко отвечал уклончиво. Он сказал, что эта фамилия ему известна. Приходилось даже читать одну из его книг. Наконец немец сказал, что перед ними ступеньки. Значит, пришли.

С парламентеров сняли повязки, а с головы Сидорова куртку. Выяснилось, что они находятся в добротном блиндаже, стены которого обшиты досками. Дятленко заметил два мешка с подгнившим серым зерном, которое, видимо, пытались просушить. «Поделом вам, гады, – подумал он. – Сожгли сталинградский элеватор, а теперь вам самим приходится выкапывать еду из-под снега». Он также обратил внимание на то, что со стен до сих пор не сняты бумажные рождественские украшения и праздничные открытки. Извечная немецкая сентиментальность…

Вошедший в блиндаж старший офицер спросил у советских парламентеров, кто поручил им эту миссию. «Ставка Верховного командования Красной армии», – ответил Дятленко. Офицер ушел. Очевидно, для того чтобы связаться с начальством. Пока он отсутствовал, Дятленко и немецкие военнослужащие поговорили о рождественских праздниках. Следующей темой стало оружие. Немцы высказали свое восхищение пистолетом Токарева, который был у Дятленко. Тот тотчас отдал его, запоздало сообразив, что, согласно международной конвенции, парламентеры должны были сдать личное оружие. Смыслов сделал то же самое.

Сидоров решил поддержать дружескую атмосферу – достал и с достоинством распечатал коробку папирос «Люкс», которые сам Дятленко именовал не иначе как «генеральскими». Эту роскошь парламентерам выдали специально, чтобы произвели впечатление на немецких офицеров. Сидоров предложил немцам папиросы так, будто всегда курил только их, а вовсе не махорку. Потом он попросил Дятленко сказать немцам, что для него это уже третья война: он сражался на империалистической, на Гражданской и вот теперь на Великой Отечественной. Дятленко ожидал, что старшина добавит «с немецко-фашистскими захватчиками», но тот улыбнулся и сказал: «И на всех трех войнах у меня ни разу не было случая вот так мирно поговорить с врагом». Немецкие офицеры согласились, добавив, что сейчас в их блиндаже собрались самые миролюбивые люди на всем фронте. И тут послышалась ожесточенная пальба. Русские пришли в ужас. Один из немецких офицеров выскочил из блиндажа, чтобы узнать, в чем дело. Вернувшись, он укоризненно сказал парламентерам: «Это ваши». К счастью, огонь скоро прекратился. (Позднее Дятленко и Смыслов узнали, что это не удержались от соблазна зенитные батареи, увидев прямо над головой немецкие транспортные самолеты.)

Ушедшего офицера, полковника, все не было. В блиндаже стало нарастать напряжение. Наконец он вернулся, но вовсе не с известием, что на улице ждет машина, которая доставит парламентеров в штаб 6-й армии. По выражению Дятленко, немец выглядел как побитая собака. Подчиненные, догадавшись о том, что произошло что-то неладное, встали, словно сейчас им всем должны были прочитать смертный приговор.

«Мне приказано, – сказал парламентерам полковник, – никуда вас не везти и ничего от вас не принимать. Сейчас вам снова завяжут глаза, отведут обратно, вернут оружие и отпустят». Дятленко попробовал возражать. Он даже предложил, хотя это было вопреки полученным инструкциям, передать конверт уполномоченному принять его офицеру в обмен на расписку.

«Я получил приказ ничего от вас не принимать», – повторил немецкий полковник.

«В таком случае мы просим, чтобы вы написали на этом конверте, что вы, в соответствии с приказом вышестоящего начальства, отказываетесь принять это письмо, адресованное командующему армией», – не отступал Дятленко.

На это предложение тоже последовал категорический отказ. Смыслов и Дятленко поняли, что разговор закончен. Оставалось только дать снова завязать себе глаза и вернуться обратно. Провожал Дятленко тот же самый лейтенант.

«Сколько вам лет?» – шепотом спросил разведчик, когда они тронулись в обратный путь. «Двадцать четыре», – ответил немец. Они были почти ровесники.

«Эта война между нашими народами – трагическая ошибка, – после некоторой паузы продолжил Дятленко. – Рано или поздно она закончится, и было бы хорошо, если бы мы с вами смогли как-нибудь встретиться, да?» – «В моем сердце нет места для иллюзий, – ответил немецкий лейтенант. – Еще до конца этого месяца меня уже не будет в живых. А может быть, и вас тоже». – «Неужели вы действительно думали, – не унимался Дятленко, – что мы позволим вам мирно перезимовать в теплых землянках?» Ответ был ожидаемый: «Нет. По опыту прошлой зимы можно было предположить, что вы начнете наступление. Но никто не ожидал, что оно получится таким масштабным».