Сталинград

И все же их доля была не такой страшной, как судьба пленных красноармейцев. В лагере под Гумраком к 11 сентября содержалось свыше 2000 военнопленных, в основном бойцов батальонов народного ополчения. Еду им бросали через ограду из колючей проволоки. Пленные советские офицеры пытались поддерживать хоть какой-то порядок, подчас применяя силу. Медицинскую помощь раненым не оказывали. Из числа пленных в лагере был всего один врач. Он помогал раненым, как мог, однако часто ему только оставалось закрыть им глаза.[405]

Попавшим в плен позже, а также тем, кого в очередной раз «эвакуировали» из Сталинграда, пришлось еще хуже. Условия в лагерях были ужасные. Никаких бараков, даже элементарной крыши над головой. Чтобы укрыться от пронизывающего ветра, узники голыми руками рыли ямы в земле и сбивались в них, стараясь согреться. Вечером 7 ноября русские пленные праздновали годовщину Октябрьской революции, пели вполголоса песни… Ночью начался сильный дождь. К утру температура понизилась, и несчастные дрожали в промокшей насквозь одежде. Многие в тот день умерли от переохлаждения. В одной из ям рядом с Валентиной Нефедовой сидела молодая женщина, прижимая к груди маленьких сына и дочь. Девочка выжила, но мальчик умер у матери на руках. Умерла и двоюродная сестра Нефедовой.

Охраняли лагеря в основном украинцы, одетые в немецкую форму.[406]

Среди них было много «бульбовцев», крайне правых националистов, называвших себя так в честь героя повести Гоголя Тараса Бульбы, который являлся для них одним из символов Украины. Особенно жестоко «бульбовцы» обращались с пленными. Впрочем, бывали и исключения. Иногда охранники даже давали кое-кому из узников возможность бежать. Тем, кто мог что-то предложить в обмен за свою жизнь. Правда, в открытой степи солдаты полевой жандармерии быстро ловили беглецов. Тем не менее в морозовском лагере сочувствие немецкого врача спасло семью Гончаровых: мать, бабушку и двоих детей. Доктор сказал, что их нужно отправить на соседний хутор, поскольку 11-летний Николай сильно обморожен и очень мучается.

Те, кому в захваченных районах Сталинграда удалось избежать облав, вели жалкое существование среди развалин – никто не знает, как они выживали.[407] Практически все страдали от отравлений загрязненной водой. На окраинах города дети, подобно диким зверям, выползали в поля в поисках съедобных кореньев. Многие три-четыре дня кряду жили на куске черствого хлеба, полученного от красноармейца или служащего вермахта, в зависимости от того, на чьей «территории» они находились. Женщины были вынуждены предлагать солдатам свои высохшие тела, чтобы накормить детей и хоть что-то съесть самим. Бывали случаи, что в такой страшной обстановке, в которой мало что осталось от человеческого, между русскими женщинами и немецкими солдатами возникала настоящая любовь. Заканчивалась она всегда трагически. Так, одну жительницу Сталинграда обвинили в том, что она подавала врагу сигналы белым платком.

[408] Оказалось, что в подвале дома, где она нашла себе убежище, действительно укрывались трое немцев. Женщину передали в НКВД, а немецких солдат расстреляли на месте.

В секторах обороны за пределами города пленных расстреливали не сразу и не всегда. Советской военной разведке нужна была информация. Особенно потребность в точных сведениях возросла в октябре, когда Ставка Верховного главнокомандования начала подготовку к крупному контрнаступлению.

Допросы немецких пленных проводились сразу и по одной схеме. В первую очередь нужно было выяснить номер части и ее нынешнюю численность, боеспособность, положение дел со снабжением и настроения солдат. Попавших в плен спрашивали, были ли они членами гитлерюгенда, что им известно о планах применения химического оружия, о какой партизанской деятельности они слышали или были ее свидетелями, насколько эффективными являются советские пропагандистские листовки, что им рассказывают офицеры о коммунистах. Русскую разведку интересовало, какой путь прошла дивизия, в которой служили пленные, начиная с июня 1941 года. (Этот вопрос задавали для того, чтобы выяснить, принимало ли соединение участие в расправах над мирным населением по пути своего следования.) Если немец происходил из крестьянской семьи, у него спрашивали, работают ли сейчас у них на ферме русские военнопленные и как их зовут. Сотрудники НКВД внимательно читали письма из дома, изъятые у попавших в плен, чтобы узнать настроения гражданского населения Германии.

Теперь Берлин бомбили не только королевские ВВС Великобритании. В конце лета и осенью 1942 года, несмотря на тяжелое положение на фронтах, советская авиация несколько раз провела воздушные налеты на территорию рейха. Сотрудников особых отделов очень интересовало, какой эффект произвели эти бомбежки на население Германии и солдат на фронте. Позднее, когда следователи узнали о том, что некоторые советские граждане, в основном бывшие красноармейцы, служат в германской армии, особисты стали выяснять у пленных, сколько таких «новобранцев» в каждой роте.[409]