Сталинград

Полковник Гроскурт, начальник штаба 11-го корпуса, стоявшего тогда в большой излучине Дона, писал генералу Беку: «Крайне тревожно, что мы вынуждены усиливать свои боевые части русскими военнопленными, которым уже доверяют оружие. Это очень нелепая ситуация – чудовище, с которым мы сражаемся, теперь живет рядом с нами».[423] Во вспомогательных частях 6-й армии, приданных дивизиям, воюющим на передовой, насчитывалось более 50 000 русских – больше четверти от их общей численности.

[424] В 71-й и 76-й пехотных дивизиях к середине ноября было по 8000 «хиви» – примерно столько же, сколько немецких солдат. Данных относительно того, сколько «хиви» придали резервным соединениям армии Паулюса, нет, но, по некоторым оценкам, их могло быть более 70 000 человек.

«Русских в немецкой армии можно разделить на три группы, – показал на допросе один взятый в плен «хиви». – Первая – казаки, мобилизованные немецкими властями. Это отдельные части, они несут вспомогательную службу в немецких дивизиях. Вторая группа – добровольцы из числа местных жителей и русских военнопленных, а также солдат Красной армии, перешедших к немцам. Эти носят немецкую форму, но имеют свои знаки различия. Они едят то же самое, что немецкие солдаты, и приданы немецким полкам. А третья – русские военнопленные, которые выполняют грязную работу на кухне, на конюшнях и так далее. К этим трем категориям относятся по-разному. Естественно, самое лучшее отношение к добровольцам. Простые солдаты обращались с нами хорошо. А вот офицеры и унтер-офицеры австрийской дивизии относятся к перебежчикам намного хуже».[425]

Этот «хиви» был одним из 11 русских военнопленных, набранных в конце ноября 1941 года в лагере в Новоалександровке для работ в немецкой армии. Восьмерых немцы пристрелили еще в пути – те были до крайности истощены и уже не могли идти. Этот солдат остался жив и был прикреплен к полевой кухне пехотного полка, стал чистить там картошку. Потом его перевели на конюшню, поручили ухаживать за лошадьми. В частях, которые использовались для борьбы с партизанами и карательных действий в тылу, служило немало украинцев и русских, а Гитлеру была ненавистна сама мысль о том, что славяне – эти Untermenschen

[426] – носят форму немецкой армии, поэтому такие формирования тоже стали называть казацкими. Очевидно, казаки считались в Третьем рейхе расово полноценными, хоть и не являлись нацией. В этом проявлялось фундаментальное разногласие идеологов нацизма, одержимых идеей полного покорения славян, и профессиональных военных, считавших, что единственным правильным путем было выступить освободителями России от коммунистов. Еще осенью 1941 года немецкая разведка пришла к выводу, что вермахт сможет одержать победу над СССР только в том случае, если вторжению будет сопутствовать новая гражданская война.

Тех, кого щедрыми посулами удалось заманить добровольцами из лагерей военнопленных, вскоре ждало разочарование. Один из них на допросе рассказал о нескольких «хиви», с которыми встретился в деревне, куда пошел за водой. Это были украинцы, перебежавшие к немцам в надежде на то, что их отпустят к семьям. «Мы поверили листовкам, – сетовали они. – Хотели вернуться домой, к своим женам».[427]

Вместо этого их одели в немецкую форму и отправили проходить обучение под руководством немецких офицеров. Дисциплина была жесткой. Расстреливали за малейшую провинность, которой считалось даже отставание на марше. Вскоре их должны были отправить на передовую. «Значит, вы будете убивать своих?» – задал он украинцам вопрос. «А что нам остается делать? Если мы вернемся к своим, нас расстреляют как предателей, а если откажемся воевать за немцев, тоже расстреляют, теперь уже они».

На передовой большинство немцев к «хиви» относились неплохо. Иногда между ними возникало даже что-то похожее на боевое братство. Артиллеристы из противотанкового батальона 22-й танковой дивизии, расположенной к западу от Дона, поручали своему «хиви», которого, естественно, называли «иваном», охранять орудия, пока сами ходили в деревню за выпивкой. Однажды им пришлось бегом возвращаться к «ивану» на выручку, потому что группа румынских солдат, узнав, что русский остался один, хотела пристрелить его.[428]