Восстановить ее, дать Оле войти в мир игры и уже вместе с Самсоновым покинуть его, разом, одновременно – это был наиболее логичный, очевидный вариант. Вариант, на который Александр упрямо не соглашался, в тщетных поисках другой возможности для выхода Романа из игры. Просто… он слишком боялся осложнений, последствий для Мещеряковой – от того, что ее могут убить на войне именно в момент захода девушки в игру (и тогда вся карусель с ее спасением закрутится по новой!), до того, что в капсулах застрянут одновременно оба игрока.
Но был и третий вариант. Худший. Не понимая случившегося и не в силах исследовать мозг Оли на возможные повреждения, Александр боялся, что при очередной установке связи между сознанием подопечной и капсулой виртуальной реальности ее сознание просто сотрет… Подобное случалось, когда появились первые, пробные капсулы для только что созданных игр-«погружений». При нестабильном контакте сознание игрока фактически стиралось, выжигалось, и после выхода из игры вместо тестеров оставались люди-«овощи», лишенные памяти, рассудка, простейших рефлексов. Восстановить их удавалось на уровне «сходи сам на горшок» и «вот ложка, а это еда, нужно ам-ам»… Нет, на такой риск «интел» был просто не готов пойти, а потому он ответил полуправдой:
– Нет, я не занимался ремонтом твоей капсулы – и не буду. Она уже не подлежит восстановлению. Но я попробую собрать новую. Честно!
Глядя в полные безумной надежды глаза Мещеряковой, Саша в душе чувствовал себя последним мудаком, ведь честно он сказал только о том, что не будет ремонтировать на деле ремонтопригодную капсулу. А еще он был уверен, что не станет рисковать девушкой, даже если этот вариант будет единственным возможным для воплощения в жизнь.
– Ты помнишь все это настолько подробно?!
Девушка тихо и, как кажется, немного испуганно ответила:
– Да. Но я не могу разобраться в том, что происходит. Кто этот Саша, почему я в инвалидной коляске, о какой игре они говорят?.. Почему ты лежишь в этой капсуле?..
Я настороженно спросил, просто не представляя, как признаться кажущемуся самому себе (да и мне тоже!) живым человеку в том, что он на деле является лишь частью игрового процесса:
– А что ты сама об этом думаешь?
Мещерякова немного подумала и ответила просто:
– Что схожу с ума. Что все происходящее здесь и сейчас не взаправду. Или что переутомление и страх смерти, страх за тебя рождают эти кошмары… Хотя знаешь что?
Я тихо ответил:
– Что?
– А может, лучше бы правдой было все то, что происходит в моем сне? А не то, что окружает нас здесь и сейчас? Война, немцы, смерть, страх… Мне так страшно умереть, Ромочка, мне так страшно тебя потерять…
В голосе казачки послышались откровенные всхлипывания и слезы, что ей, в общем-то, несвойственно. Но прежде чем они бы превратились в полноценную истерику с рыданиями, я приник губами к солоноватым губам казачки, одновременно перевернувшись и подгребая ее тело под себя. Руки заскользили по горячим, крепким бедрам жены, а она доверчиво и охотно прильнула ко мне, жарко ответив на поцелуй…
В сознании промелькнул и тут же забылся отчаянный страх смерти, страх застрять в игре, навеянный рассказами Оли. Мелькнула и погасла также робкая надежда на «интела», способного воссоздать идентичную исходной капсулу. Их смела стойкая неприязнь этой идеи, неприязнь к тому, что Мещерякова вновь вернулась бы сюда. Ведь если что-то пойдет не так, то ради чего вообще я во все это ввязался?!
А потом мы с женой вновь стали единым целым, и абсолютно все мысли и тревоги стали какими-то далекими и несущественными…
Глава 12
Что такое танковая дивизия вермахта? Если кто-то по наивности своей (как и я раньше) полагает, что это всего лишь бронированный танковый кулак из трех танковых полков (по аналогии с пехотной дивизией), то он глубоко заблуждается. На деле в танковой дивизии вермахта всего ОДИН танковый полк, правда какой! Если двухбатальонного состава, то штатная численность панцеров составляет где-то около ста пятидесяти единиц, если трехбатальонного – то свыше двухсот.