Сталинградский рубеж

Нет, 20-я бригада существовала и сражалась. Кто посмел бы сбросить ее со счета! Ей суждено еще было пройти дорогами побед, участвовать в освобождении Украины, Польши, Чехословакии, удостоиться почетного наименования Новоград-Волынской, стать Краснознаменной, наступать на берлинском направлении... И хотя в строю бригады могли остаться лишь единицы из ее сталинградских ветеранов, хотя к тому времени сменился и командир (полковник Ильин пошел на повышение, стал генералом), все это было прямым продолжением ее подвигов у Дона и Волги.

Тогда, в сентябре сорок второго, мы так и не смогли пополнить бригаду на переднем крае. Ее вывели на доукомплектование за Волгу. Перед тем полковник Ильин был ранен. Некоторые детали боевых действий бригады, о которых тут рассказано, уточнялись с его помощью уже потом.

Этого храброго и умного командира я знал на войне недолго. Однако его действия остались в памяти примером того, как и в тяжелейшей обстановке, при явном перевесе противника в силах, можно брать над ним верх, навязывая ему свою волю. Многим нашим командирам еще предстояло этому научиться.

В рядах 62-й армии находилась также дочь полковника Ильина. Она была санинструктором в другой части. А в числе последних оставшихся в строю бригады бойцов находился 16-летний сын комбрига. Парнишка пешком ушел из Воронежа, где жила семья, добрался до Сталинграда, нашел отцовскую часть и был зачислен в нее красноармейцем.

Два года спустя, летом сорок четвертого, этот парнишка, ставший уже командиром взвода самоходных орудий, воевал в тех же краях, где и я, - на литовской земле, у Немана. Юный лейтенант Владимир Ильин пал там смертью храбрых...

* * *

Начальник штаба фронта, обнадежив еще раз "большой помощью с севера" (имелись в виду новые атаки советских войск по ту сторону неприятельского коридора) потребовал докладывать последние данные о положении армии каждые два часа. "Любыми средствами связи - каждые два часа!" - строго повторил Георгий Федорович Захаров.

Такое приказание поступало впервые. Из него явствовало, как тревожат наши дела старших начальников.

7 сентября враг прорвался через внутренний оборонительный обвод между Гумраком и поселком Сталинградский - на участке группы Попова (командиру танкового корпуса генерал-майору А. Ф. Попову были подчинены и некоторые соседние части). Прорыв, если говорить отвлеченно, был не столь уж глубоким - два-три километра. Дальше гитлеровцев не пустили. Но это составляло почти половину расстояния между внутренним и городским обводами, причем - на центральном участке, на подступах к Мамаеву кургану и заводскому району.

Восстановить положение, ликвидировать вражеский клин, хотя такая задача и ставилась, мы, не получив подкреплений, практически не могли. Предпринятые контратаки (главным образом ночные, так как днем неприятельская авиация не позволяла нашей пехоте подняться из окопов) дали не много. Силы обоих танковых корпусов, на которых держалась здесь оборона, как и силы взаимодействующих с ними стрелковых частей, угрожающе таяли.

За все время после моего назначения в 62-ю армию она никогда не располагала таким количеством танков, чтобы использовать их массированно. Танки вводились в бой небольшими группами, а иногда и поодиночке. Машины, лишившиеся хода, но способные вести огонь, вкапывались в землю и поддерживали пехоту как доты. Там, где враг продвигался, не всегда была возможность оттащить эти танки на новые позиции, и тогда приходилось их подрывать.

К исходу 7 сентября две бригады 2-го танкового корпуса, действовавшие в районе разъезда Разгуляевка - уже в непосредственной близости от сталинградских рабочих поселков, оказались фактически без материальной части. Утром, руководя боем последних девяти танков 99-й бригады, погиб ее молодой командир подполковник П. С. Житнев.

Эта танковая бригада сыграла, как я уже говорил, очень большую роль в отражении первого, августовского натиска врага на северные окраины Сталинграда, на Тракторный завод. 3 сентября бригада в составе 35 боевых машин, значительная часть которых уже побывала в срочном ремонте, была переброшена под Гумрак, где и сражалась до последнего своего танка, поддерживая подразделения 87-й и 112-й стрелковых дивизий.

Мое донесение начальнику штаба фронта напоминает: за неделю тяжелых боев на этом участке только дивизия Ермолкина уничтожила более трех тысяч солдат противника и 36 немецких танков. В день, когда на подмогу ей прибыли танкисты Житнева, она отбила пятнадцать вражеских атак. А когда потом остатки 112-й стрелковой - горсточку людей, валившихся с ног от смертельной усталости, вывели из боя, о составе дивизии поступили такие сведения: в одном полку - 9 штыков, в другом - 21, в третьем - 26. Подполковнику Ермолкину было приказано сформировать из всех подразделений и тыловых служб дивизии сводный батальон.

Вскоре представилась возможность дать дивизии пополнение, и она снова вступила в бои двумя небольшими полками. Командование ими приняли дивизионный начхим капитан А. В. Асеев и один из комбатов старший лейтенант А. К. Безъязыков.