Сталинградский рубеж

Штабные документы напоминают: при отводе в ночь на 26 августа подразделений 87-й стрелковой дивизии на запасной рубеж между станцией Разгуляевка и поселком Гумрак ее командиру ставилась задача — не допустить здесь продвижения противника к Мамаеву кургану. Правда, вся дивизия полковника Казарцева к тому времени состояла из трех сводных батальонов по 250–300 бойцов. Но при тогдашних наших ресурсах держать на запасном рубеже такой заслон мы могли только для прикрытия очень ответственного участка.

Когда передний край приблизился к городу, на высоту 102 был перенесен армейский КП (перед тем он непродолжительное время находился на левом фланге, близ станции Садовая). Вслед за оперативной группой на курган, в блиндажи, наспех отрытые на скатах его южного плеча, перебрались основной состав штаба армии и политотдел. И думалось — отсюда уж никуда не сдвинемся, пока не отобьем наступление противника на Сталинград. Представить, какие жестокие и длительные бои придется вести за саму эту высоту и сколько прольется на ней крови, было еще трудно.

Тогда на курган, почти до вросших в него с западной стороны массивных, обложенных кирпичом водонапорных баков, можно было даже проехать на машине. Некрутые склоны и плоские сверху горбины кургана поросли степными травами, уже высохшими и побуревшими. Где группами, а где рядками стояли молодые, не набравшие еще силы деревца, должно быть посаженные за несколько лет до войны, когда закладывался зеленый пояс между городом и степью. В овражке, близ штабных землянок, журчал невидимый за кустами родник.

На кургане пахло теплой сухой землей и полынью. Но, чуть потянет ветер от города, все забивал едкий запах гари. Сталинград снова и снова подвергался воздушным налетам. Они были не такими массированными, как первые: вероятно/ гитлеровское командование считало, что бросать на город, уже разрушенный и сожженный, сотни бомбардировщиков стало незачем. Однако пожары не прекращались. Клубы дыма поднимались и над кварталами центра, и над зацарицынской частью на юге, и над заводскими поселками на севере.

А за Волгой как ни в чем не бывало зеленел лесок, яркой желтой полосой протянулись песчаные пляжи… Левый берег, просматривавшийся на добрый десяток километров в глубину, выглядел с кургана неправдоподобно мирным, резко контрастируя с тем, что охватывал глаз на правом.

Сама Волга была днем пустынной. После прорыва к ней врага севернее Сталинграда великая река уже не могла служить стране и фронту так, как служила до тех пор, — сквозное движение судов от Астрахани к Саратову, Казани, Горькому и дальше прекратилось. А паромы сталинградских переправ и другие суда, обслуживавшие войска на правом берегу, начинали пересекать реку лишь с наступлением сумерек — в светлое время они были слишком заметны с воздуха.

Те же паромы и суда перевозили на левый берег жителей Сталинграда, в первую очередь детей, женщин и тех, кого ранило при бомбежках. Вывезти за Волгу надо было около 300 тысяч человек, и как можно быстрее. В той обстановке это была сложная, многодневная транспортная операция, не обходившаяся без жертв.

Эвакуация не означала, что город покидают все сталинградцы. Городской комитет обороны старался как-то наладить жизнь десятков тысяч людей, остававшихся в Сталинграде, чтобы помогать защищающим его войскам. Был частично восстановлен водопровод. Давала ток (правда, из-за повреждения кабелей его получали не все районы) находившаяся в южной части города СталГРЭС. Заработала мельница, а хлеб выпекали развернутые в разных местах пекарни полевого типа. В малоформатных выпусках «Сталинградской правды», которые каждый день доставлялись к нам на КП, указывались адреса продпунктов, организованных вместо разрушенных магазинов, сообщалось, куда доставлять осиротевших детей, какие открыты бани…

И где только можно, поддерживалась работа если не заводов, то хотя бы отдельных цехов и мастерских, способных делать что-либо необходимое фронту.

Член Военного — совета Гуров съездил, как только представилась возможность, на Тракторный.

Тракторный завод 23–24 августа находился почти на переднем крае. Танки, выходившие из его ворот, буквально через 10–15 минут вводились в бой. Но и после того как группа Горохова оттеснила противника, от ворот Тракторного на площади Дзержинского до передовых окопов было в несколько раз ближе, чем до центра города. СТЗ сильно пострадал от бомбежек, а наиболее ценное из уцелевшего оборудования подлежало демонтажу и эвакуации в тыл. Тем не менее Тракторный завод действовал, некоторое время даже продолжал выпускать новые танки, и оставался основной в полосе армии танкоремонтной базой. Рабочие и инженеры, занимавшиеся ремонтом боевых машин, были сведены в военизированное подразделение — ремонтно-восстановительный батальон (возглавлял его майор И. Ф. Жданов), принимавший поврежденные танки прямо на поле боя. Когда немцы прорвались к Мечетке, батальон и сам участвовал в боях, но затем его первым из рабочих формирований — вернули на завод: подбитые танки ждали ремонта.