Сталинградский рубеж

— Не так страшен черт, как его малюют! — буркнул Василий Иванович, устраиваясь на узком и жестком земляном ложе в блиндаже, когда мы, уже поздно ночью, прилегли отдохнуть по обе стороны стола с картой и телефонами.

В том, как были произнесены эти слова, не почувствовалось вкладываемого в них подчас самонадеянного пренебрежения к силе врага. У Чуйкова они скорее всего выражали просто непреклонный боевой дух. А насчет того, что враг силен, он, конечно, не заблуждался.

Не всегда уместно давать оценку тому, кто был для тебя начальником, старшим. Однако все же скажу: новый командующий пришелся мне по душе.

* * *

Наша разведка не знала тогда (во всяком случае, до армейского КП сведений об этом не дошло), что в тот самый день, когда прибыл и возглавил 62-ю армию Василий Иванович Чуйков, командующий противостоящей нам 6-й немецкой армии Паулюс отлучался на несколько часов в Винницу, куда его вызывал сам Гитлер.

Как стало известно потом, в ставке фашистского вермахта под Винницей проходило в тот день совещание, на котором фюрер потребовал овладеть Сталинградом в кратчайший срок и любой ценой. По свидетельству бывшего первого адъютанта армии В. Адама, на записки которого я уже ссылался, Паулюс прилетел из Винницы «крайне обескураженный» (тем, что Гитлер выделил ему меньше подкреплений, чем он рассчитывал получить), однако выполнять требование фюрера принялся весьма ревностно, решив начать уже 13 сентября наступление на центральную часть города.

Знать обо всем этом заранее и поподробнее было бы, конечно, нелишне. Но что предпринимаемые нами контратаки почти неизбежно будут перерастать во встречные бои, мы и так учитывали: ведь враг наступал или пытался наступать и накануне, и в предшествующие дни. И вряд ли мы смогли бы сделать для упреждения его новых ударов больше, чем было сделано.

На рассвете 13-го нас разбудил грохот первой утренней бомбежки. Вслед за нею начался артиллерийский и минометный обстрел — более интенсивный, чем обычно. Как вскоре выяснилось, кроме Мамаева кургана сосредоточенным ударам с воздуха и сильным огневым налетам подвергались многие участки нашего переднего края в центре и на левом фланге, а также под Орловкой.

Около семи часов пошли в атаку пехота и танки врага — одновременно из районов Городища и Разгуляевки, Песчанки и Садовой. Направление атак кое-где было новым и наводило на мысль, что противник задался целью проложить себе путь сразу и в центральную и в южную часть города, сковывая в то же время наши войска в орловском выступе.

На левом фланге при всем численном превосходстве врага его атаки успеха не имели — в огромной мере благодаря нашим артиллеристам. Отлично работала артиллерия дальнего действия, стоявшая на огневых позициях за Волгой. Ничего не добились гитлеровцы и под Орловкой: как донес через некоторое время полковник Андрюсенко, батальон немецкой пехоты, вклинившийся при поддержке танков в расположение его группы, был уничтожен. Однако в центре, где в бой были введены наиболее значительные неприятельские силы, положение ухудшалось с каждым часом.

Врагу удалось овладеть аэродромным поселком и машинно-тракторной станцией между Разгуляевкой и городом. В результате этого бригаде полковника Батракова, удерживавшей свои позиции на левом крыле центрального участка, пришлось частично развернуться фронтом на север. А во второй половине дня стрелковые части 23-го танкового корпуса были оттеснены до полосы лесопосадок, примыкающей к поселкам заводов «Красный Октябрь» и «Баррикады».

Многое из происходившего в радиусе нескольких километров от Мамаева кургана мы с командармом могли видеть собственными глазами через стереотрубы. Но это еще не давало, конечно, полного представления об обстановке, а связь подводила в этот день, как никогда, — разрывы бомб, снарядов и мин на скатах нашей высоты то и дело перебивали провода. На восстановление линий бросались все штабные связисты, вплоть до телефонистов, обслуживающих командующего, однако обрывы возникали вновь и вновь. В конце концов мы почти полностью перешли на управление войсками через офицеров связи. Оперативная информация из соединений поступала с опозданием, положение на некоторых участках подолгу оставалось неясным.

Только один раз в течение дня связисты смогли обеспечить командарму разговор по ВЧ с командующим фронтом. Насколько помню, Чуйков докладывал генерал-полковнику Еременко, что, ознакомившись с обстановкой на месте, просит срочно, в ближайшие сутки-двое, усилить армию тремя полнокровными дивизиями. Наверное, в тот момент это выходило за пределы возможностей фронтового командования. Во всяком случае определенного ответа о том, когда начнут поступать подкрепления, дано не было.