Сталинградский рубеж

В двадцать пять лет Василий Иванович окончил Военную академию РККА. В мирное время командовал мехбригадой, стрелковым корпусом, а в финскую кампанию — армией. Когда грянула Великая Отечественная, Чуйков находился на военно-дипломатической работе в Китае. Вернувшись оттуда весной сорок второго, он стал добиваться скорейшего направления на фронт, сознавая вместе с тем, что должен еще много понять в природе современного боя, что, может быть, в чем-то отстал от генералов, которые находились в действующей армии с первых дней войны.

Ему выпало, числясь заместителем командарма при фактическом отсутствии такового, завершать боевую подготовку резервной армии — будущей 64-й, развертывать ее в июле в донских степях перед идущим напролом врагом, с ходу вводить в тяжелые сражения. Чуйков действовал смело, решительно и в то же время расчетливо.

В первых числах августа, когда 64-й армией уже командовал генерал М. С. Шумилов, ее левый фланг оказался открытым в результате прорыва фронта соседней 51-й армии. Положение создалось близкое к катастрофическому: в образовавшиеся «ворота» рванулась — из района Цимлянской через Котельниково — в тылы Сталинградского фронта (тогда еще не разделенного на два) и к Сталинграду ударная группировка танковой армии Гота. Чуйкову, как заместителю командарма 64-й, было поручено создать на пути противника заслон на реке Аксай, сколотив и возглавив оперативную группу войск, названную впоследствии Южной.

В сложнейшей обстановке, без надежной связи, самостоятельно ведя разведку и постепенно наращивая свои очень скромные поначалу силы за счет разыскиваемых в степи остатков отходящих частей, он успел вовремя организовать на Аксае крепкую оборону. И притом — весьма активную. Такую, при которой контратаки не раз переходили в преследование дрогнувшего врага.

— Там мы не только устояли перед натиском противника, но и основательно побили его, — вспоминал потом Василий Иванович. — И отраднее всего было убеждаться, что войска, собранные при отступлении, не потеряли боевого духа, дерутся хорошо, в атаки ходят дружно…

Остановив гитлеровцев на Аксае, группа Чуйкова обеспечила другим соединениям 64-й армии возможность закрепиться на новых рубежах. А фашистскому генералу Готу пришлось подтягивать резервы, просить поддержки у Паулюса, искать для дальнейшего наступления иное направление, где ему тем временем также был подготовлен сильный отпор. Неприятельский замысел охватить большими клещами Сталинградский фронт и концентрическими ударами овладеть городом — срывался.

Тогда, в первой половине августа, я был еще на Кавказе. Да и потом, находясь в 62-й армии, лишь постепенно узнавал подробности, относящиеся к начальному периоду Сталинградской битвы, связанные с обстановкой на других ее участках. То, что рассказывал Чуйков, существенно дополняло мои представления о развитии событий на юго-западе, в полосе нашего левого соседа. В то же время в этих его рассказах, что было не менее интересно, раскрывалась натура самого Василия Ивановича — человека с горячим сердцем и железной волей, военачальника, мыслящего широко и смело, чуждого в своих решениях и действиях каких-либо шаблонов, неустанно стремящегося понять, как вернее одолеть врага в данных конкретных условиях. Надо ли объяснять, сколь важны были такие качества командующего в Сталинграде?

Разумеется, для разговоров о давнем или недавнем прошлом, обо всем, что непосредственно не касалось сегодняшних и завтрашних боевых задач, время у нас появилось лишь позже. Сначала было не до этого.

Командарм привез принятое одновременно с его назначением решение Военного совета фронта: оборону Сталинграда возложить на 62-ю армию.

Казалось бы, оно не содержало ничего нового и просто констатировало очевидную реальность: какой же армии оборонять город, как не той, в полосе которой он находится, за исключением южных предместий? И тем более что с соседями эта армия разобщена на обоих флангах.

Но смысл решения, как мы понимали, состоял в том, чтобы подчеркнуть нашу общую — от генерала до солдата — ответственность за Сталинград.

В штабе фронта Чуйкова, конечно, информировали о состоянии 62-й армии, но за недостатком времени, вероятно, не особенно детально. Зная, что положение тяжелое, он — этого мы с Гуровым не могли не почувствовать, видимо, все-таки рассчитывал застать армию не до такой степени ослабленной, как было в действительности. И немудрено: сколько наших дивизий, сократившихся по числу штыков до полка, батальона, а в иных случаях и роты, еще обозначались в оперсводках и на отчетных картах как дивизии!

Вспоминая свое знакомство с армией, Василий Иванович потом писал: «Одна танковая бригада имела только один танк, две другие были совсем без танков…»

Некоторые соединения, не исключенные еще из списков армии, уже переставали упоминаться в сводках. У полковника Казарцева от его славной 87-й стрелковой остался, по существу, один штадив, который подлежал отправке за Волгу — формировать дивизию заново.