Сталинградский рубеж

Что касается дивизии Родимцева, то, вынужденная отбивать неослабевающие атаки противника, она не могла очистить за эти дни от гитлеровцев центр города, как это планировалось в расчете на более благоприятные обстоятельства.

Обстановка в центре, как и за Царицей, оставалась сложной, не везде ясной. Еще вечером 19-го (а на следующий день — вновь) пришлось для уточнения положения бригады Батракова, остатков дивизии Афанасьева и 35-й гвардейской высылать армейскую разведку: пробраться туда в одиночку офицеры связи не смогли.

Но если командование армии подчас и не знало, в чьих руках такой-то квартал или дом, мы не сомневались, что всюду, где остались люди, способные держать в руках оружие, они продолжают сражаться. После первых дней боев на сталинградских улицах основная масса бойцов уже осознала: ворвавшись в город, гитлеровцы отнюдь не обеспечили себе победу.

— Наши инструктора весь день провели в войсках, да и сам я кое-где побывал, — рассказывал, заглянув ко мне вечером, начальник политотдела Васильев. — Если подытожить общие впечатления, то самое главное вот что: люди все крепче верят, что выстоять можно. Ни хрена, говорят, у фрицев не получится, близок локоть, да не укусишь!

В те сентябрьские дни защитники Сталинграда получили письмо, подписанное многими участниками Царицынской обороны 1918 года. «Не сдавайте врагу наш любимый город, — призывали они. — Весь советский народ беззаветно верит, что вы отстоите Сталинград».

Редко где была возможность собрать по этому случаю даже небольшой митинг или делегатское собрание. Письмо ветеранов гражданской войны читали в окопах, в развалинах домов, подвалы и уцелевшие этажи которых превратились в опорные пункты обороны. К обращению присоединяли живое слово старые царицынцы из влившихся в армию ополченцев. Там же, на переднем крае, бойцы и командиры подписывали свой ответ ветеранам.

Ответных писем было не одно. В отдаленных частях, не дожидаясь, пока до них дойдет текст общего письма, составляли свои. Письмо с тремя тысячами подписей поступило из нашей Северной группы. Ее бойцы заверяли: «В ответ на ваше обращение, товарищи, будем еще крепче драться с врагом. Вы отстояли Царицын — мы отстоим Сталинград».

* * *

Что и говорить — мы очень надеялись на соединение с войсками Сталинградского фронта. Была ночь, когда ждали этого буквально с часу на час: из штаба фронта сообщили, что одна танковая бригада прорвала оборону противника на северной стороне коридора, врезалась в него и вот-вот должна выйти к нашему орловскому выступу.

Встречи, однако, не произошло ни в ту, ни в последующие ночи и дни. Войска левого крыла Сталинградского фронта продолжали атаки до 30 сентября, но их наступление так и не достигло цели.

Судить о причинах этого, находясь по другую сторону неприятельского коридора, естественно, было трудно. Вдаваться же в их разбор на основе того, что я мог узнать в дальнейшем, вряд ли здесь уместно. Скажу лишь, что причин, видимо, было немало: и общая неблагоприятная обстановка, и вынужденно поспешная подготовка, и просто недостаток сил. И что греха таить — в сорок втором мы еще не умели воевать и управлять войсками так, как научились потом. Сомкнуть фронт с северными соседями 62-й армии довелось не скоро.

А новую попытку овладеть Сталинградом Паулюс, которого, должно быть, торопила гитлеровская ставка, вновь предпринял уже 21 сентября.

В ночь на это число к нам переправился 1045-й стрелковый полк под командованием подполковника Тимошкина — первый из еще одной свежей дивизии 284-й стрелковой, переданной Верховным Главнокомандованием Юго-Восточному фронту для усиления нашей армии.

До переправы полка, еще засветло, прибыл представиться и на личную рекогносцировку командир дивизии Николай Филиппович Батюк. Он был в небольшом для своей должности звании — всего подполковник, невысок ростом и вообще как-то неприметен фигурой. Однако перед начальством отнюдь не тушевался, держался естественно и нескованно, хотя и чувствовалось — по натуре не из спокойных. (Только потом мы узнали, что у Батюка неважно со здоровьем — это он умел скрывать.) Из краткого знакомства выяснилось: в Красной Армии он с тех пор, как был призван на срочную, за пятнадцать лет дошел от красноармейца до комдива, причем даже без академии. Это кое о чем говорило.

О своей дивизии Батюк доложил: укомплектована и вооружена хорошо, численный состав — десять тысяч, в том числе три тысячи матросов с Тихого океана, Балтики и Черного моря (среди черноморцев были и участники обороны Одессы). Перед последним переформированием дивизия отличилась под Касторной. На вопрос Гурова, как настроены люди сейчас, Батюк ответил:

— Настроение — отстоять Сталинград!

И добавил, что бывалым солдатам, которых в полках немало, известно, что не так уж страшны фашистские танки: под Касторной уничтожили их не меньше полусотни и неплохо закалили на этом нервы.