Сталинградский рубеж

Слушая комдива и глядя на курган, я все лучше понимал, чего это стоило. Понимал, мне кажется, и душевное состояние полковника Горишного.

Его дивизия отличилась в утренних контратаках, заставила противника четыре часа приводить себя в порядок, прежде чем возобновить наступление на этом участке. А потом, уже значительно ослабленная, смогла сдержать новый вражеский натиск лишь на этих вот, обращенных к городу скатах огромного кургана.

Неудача еще тягостнее, если она приходит после наметившегося боевого успеха. Но потерпела ли дивизия поражение? Немцы, имея безусловное превосходство в силах, хотя и несколько продвинулись, были все-таки остановлены, всем курганом не овладели. И следовательно, лишились возможности наступать на заводские поселки более широким фронтом, а это уже значило немало.

Успокаивать этими доводами полковника Горишного я, впрочем, не собирался. Выслушав его и уточнив, что требовалось, передал от имени командующего приказ — занимаемые рубежи удерживать во что бы то ни стало и готовиться к контратакам для восстановления прежних, причем не мог обещать, что немедленно дадим подкрепление.

В общем, ничего такого, что принесло бы командиру дивизии облегчение, сказано как будто и не было. Но полковник постепенно приободрился, сбросив сковывавшую его подавленность. Наверное, ему важно было почувствовать, что командование армии по-прежнему на него полагается, верит в него. А какой у него ответственный участок, повторять не требовалось. Горишный сам — в укор себе, хотя и сделал все, что мог, — вспомнил слова командарма: «На Мамаевом кургане и сто метров решают».

Пожелав командиру дивизии боевого успеха, я ушел с ощущением, что побывал у него не напрасно. Правда, спокойнее за высоту 102 не стало.

К условленному часу на армейский КП благополучно вернулись Чуйков и Гуров. Итоги тяжелого боевого дня мы подводили, располагая кроме поступавших донесений собственными впечатлениями с самых напряженных участков обороны.

Выглядели эти итоги неутешительно. Своим ударом на новом направлении противник не достиг поставленной цели — через заводы или между ними с ходу к Волге не прорвался. Однако местами он продвинулся на два — два с половиной километра. Сделать такой рывок где-либо в полосе нашей армии немцам не удавалось уже давно. Линия фронта, проходившая, по сталинградским меркам, относительно далеко от «Красного Октября» и «Баррикад», за один день резко к ним приблизилась. И глубина нашей обороны, измеряемая расстоянием от передовой до Волги, здесь угрожающе сократилась.

Вторжение в заводские поселки, захват господствующей над этим районом высоты 107,5 обошлись врагу дорого. За считанные часы он потерял до пятидесяти танков, до двух тысяч солдат. Но и у нас потери были значительные. Особенно в танковом корпусе Попова. В тяжелейшем положении находилась и дивизия Ермолкина. Ее 385-й стрелковый полк, правда малочисленный, был попросту смят фашистскими танками.

Мы знали: весь этот день, оттягивая на себя часть неприятельских сил, вели наступательные бои в районе Купоросного правофланговые соединения 64-й армии. Но из скупой информации, переданной по телефону начопером штаба фронта генерал-майором А. М. Досиком, явствовало, что существенно продвинуться вперед нашим южным соседям не удалось.

Словом, отрадного было мало. Хмуря свои густые брови, Кузьма Акимович Гуров сказал:

— Иногда мы называли какой-то рубеж последним, хотя за ним еще оставался на крайний случай другой. Нынешние позиции наших войск — кажется, действительно последние, на которых еще можно удержаться. Надо, чтобы это понимал в армии каждый.

Эта мысль стала одним из пунктов подписанного несколько часов спустя боевого приказа:

«Разъяснить всему личному составу, что армия дерется на последнем рубеже, отходить дальше нельзя и некуда. Долг каждого бойца и командира — до конца защищать свой окоп, свою позицию…»

Приказ требовал создан, на каждом участке систему жесткой обороны, круглосуточно вести работы по инженерному усилению позиций, используя все средства и материалы, какие имеются поблизости. Помогать комсоставу частей в организации этих работ были посланы наши штабисты и политотдельцы.

Особые опасения вызывало положение в поселке «Красного Октября» и на подступах к самому заводу: все говорило за то, что утром гитлеровцы возобновят там попытки пробиться к Волге.

Мы рассчитывали, однако, еще до рассвета укрепить оборону этого участка полками 193-й стрелковой дивизии, которые должны были переправиться в течение ночи. С каким нетерпением ждали их, нечего и говорить.

* * *

Первым прибыл с левого берега — на бронекатере, вместе с разведротой командир дивизии. Катер приняли у ближайшего к нашему КП причала, и через несколько минут генерал-майор Федор Никандрович Смехотворов появился в блиндаже командующего, где находились и мы с Гуровым.

— А, старый знакомый! — обрадовался ему Чуйков. Оказывается, полгода назад служба уже сводила их в резервной армии, будущей 64-й.