Я давно не касался положения на этом участке, как и вообще на правом фланге армии, потому что оно было там довольно стабильным. Напомню: орловский выступ, где наши передовые окопы еще находились в 12–14 километрах от Волги, был территорией, на которой, как мы долго надеялись, должна произойти встреча с войсками, пробивавшимися к Сталинграду с севера. Но тот же выступ, удерживаемый группой полковника Андрюсенко, нависал над флангом главной группировки Паулюса, сосредоточенной в районе Городище, Александровка, и, значит, мог послужить выгодной исходной позицией для контрударов в южном направлении — по тылам этой группировки, втянувшейся теперь в бои за заводские поселки. Грех было бы упустить такую возможность, появись у нас хоть одна резервная дивизия!
Неудивительно, что гитлеровское командование спешило разделаться с орловским выступом, пока мы еще не могли предпринять с него наступательных действий, не имели для этого сил. Выступ мешал врагу и тем, что прикрывал с запада поселок Тракторного завода и сам СТЗ.
Вечером 28-го Андрюсенко донес по радио: авиация противника интенсивно бомбит боевые порядки по всему обводу выступа. Бомбежка продолжалась и ночью, а с рассветом особенно усилилась. Как 'и следовало ожидать, это явилось подготовкой к наземным атакам. Вокруг орловского выступа располагались части двух немецких пехотных дивизий, одной моторизованной, одной танковой, и все они были введены в действие.
Батальоны 115-й отдельной стрелковой бригады Андрюсенко, составлявшей ядро его группы, оборонялись, развернутые фронтом и на юг, и на запад, и на север. Бригада насчитывала до пяти тысяч бойцов. Другие части, находившиеся в выступе, — сводный полк 196-й дивизии, остатки 2-й мотострелковой бригады — были малочисленны. Концентрическими ударами танков и пехоты, двинутых на Орловку с нескольких направлений, противник стремился расчленить наши войска. Одновременно он пытался отрезать всю орловскую группу от главных сил армии.
Части группы держались стойко и на ряде участков сумели остановить врага. Однако его численный перевес был слишком велик. Общее положение в орловском выступе за одни сутки резко ухудшилось. В 115-й бригаде выбыло из строя до трети личного состава и много техники, во 2-й мотострелковой к вечеру оставалось всего 57 бойцов.
Чем было помочь группе Андрюсенко? Командарм, член Военного совета и я долго ломали над этим голову, не находя радикального решения. Артиллерией? Само собой разумеется, но этого было недостаточно. Несколькими ротами из Северной группы Горохова? Такое приказание было уже отдано, однако обеспечить сохранение орловского выступа тоже не могло.
В другом месте, при других обстоятельствах Военный совет армии, очевидно, пришел бы к выводу, что удерживать дальше этот вытянутый кусочек всхолмленной степи с пересохшей речкой и небольшим селением стало невозможно и следует отвести находящиеся там части к окраине города. Но в Сталинграде понятия «отвод», «отход» были изъяты из употребления. Если мы теряли какой-то рубеж, то лишь после того, как защищать его становилось некому. Какие-либо основания, чтобы самим оставить хотя бы клочок земли, не признавались, не существовали. Да иначе наша прижатая к Волге армия и не могла бы держаться.
Поэтому вопрос об отводе войск из орловского выступа просто не возникал. Не подвергалось никакому сомнению, что группа полковника Андрюсенко должна оборонять Орловку до последней возможности, сковывая и изматывая атакующие ее неприятельские силы. А чтобы помешать гитлеровцам окружить группу, решили подготовить короткий контрудар со стороны поселка «Баррикады».
В районе «Красного Октября» обострялась угроза прорыва немцев к Волге. Здесь был насущно необходим крепкий второй эшелон с запасными опорными пунктами на заводской территории. Сюда и решено было поставить прибывавшую 39-ю гвардейскую стрелковую дивизию.
В ту ночь, когда началась переброска ее в Сталинград, смог переправиться только один полк — 112-й гвардейский. Переправа обошлась без потерь, что было уже редкой удачей. До прибытия на правый берег комдива полк оставался в непосредственном подчинении командования армии.
С командиром 112-го гвардейского подполковником В. А. Лещининым у меня была возможность — такой выдался час — поговорить без особой спешки. Из этого разговора я составил и первоначальное представление о всей дивизии.
39-я гвардейская приходилась родной сестрой 33-й и 35-й дивизиям: ее также сформировали из воздушнодесантников. Переброшенная на сталинградское направление из-под Москвы еще в августе, она сражалась в составе 1-й гвардейской армии на Дону, а затем между Доном и Волгой и была выведена из боев севернее Сталинграда всего два дня назад. Дивизия дралась там неплохо, за последние недели уничтожила десятки фашистских танков. Но и сама потеряла немало людей — в ротах было по 40–50 штыков. Как затем выяснилось, в трех ее стрелковых полках и артиллерийском насчитывалось вместе с пульбатом и саперами 3800 человек.