Сталинградский рубеж

Везде были потери (были они уже и в расположении армейского КП — в двух разбитых прямыми попаданиями блиндажах близ основной штольни), о размерах которых пока никто не мог доложить точно. Однако за первые несколько десятков минут вражеский огневой шквал не вывел из строя ни одного командного пункта от полкового и выше. Все командиры подтверждали: войска готовы отражать штурм.

Но где штурм начнется? Там ли, где мы ожидали, или, может быть, на других участках? Знать это еще до того, как фашистские танки и пехота двинутся в атаку, но спутать отвлекающий или вспомогательный удар с главным было важнее всего.

Чуйков накоротке обсудил с Гуровым и со мною те данные об обстановке, которые успели поступить. Ничто не указывало на то, что главный удар может последовать где-то в неожиданном для нас месте. Поэтому командующий приказал Пожарскому накрыть залпами гвардейских минометов район стадиона и завода «Силикат»: там, вероятнее всего, должны были накапливаться сейчас неприятельские войска. Тем временем наша дальнобойная артиллерия пыталась хотя бы частично подавить вражескую.

Но наибольший урон наносила нашим частям и укреплениям авиация противника. Чуйков связался с командующим 8-й воздушной Хрюкиным, попросил поскорее помочь «ястребками». Хрюкин и сам видел, что у нас творится. Он сказал, что помог бы и без просьбы, однако истребители подняться пока не могут: аэродромы заблокированы сильными группами «мессеров»… А одними зенитками отразить такие массированные налеты было невозможно.

Авиационная и артиллерийская подготовка длилась два с половиной часа. В каком напряжении прошло это время, рассказывать не берусь — этого не передашь. На командном пункте каждый внешне спокойно делал свое дело, и каждый сознавал: в Сталинграде настал день решающий из решающих.

Помню, как Кузьма Акимович Гуров, взглянув в который уж раз на часы (наверное, все мы смотрели на них непомерно часто) и шевельнув в волнении бровями, сказал:

— В Москве уже знают…

Он не думал, конечно, ни о какой особой, экстренной помощи: прийти немедленно она не могла. «В Москве знают» означало, что в Ставке Верховного Главнокомандования сейчас следят за происходящим тут, у Волги, еще пристальнее, чем обычно, и, тревожась за нас, надеются и верят, что сталинградцы выдержат новые испытания. А через полсуток, когда выйдет в эфир вечернее сообщение Советского информбюро, эту тревогу, надежду и веру разделят миллионы и миллионы людей во всей нашей стране, да и не только в нашей.

Враг перешел в наступление в восемь утра. Как и ожидалось — прежде всего с небольшого выступа, образовавшегося к северо-востоку от завода «Силикат» (срезать этот выступ контратаками двух последних дней не удалось), а также на соседних участках — севернее и южнее. Общая ширина фронта атак достигала пяти километров. Удар наносился по той части заводского района, где находились Тракторный и «Баррикады», а между ними — наш КП. Где-то здесь гитлеровцы рассчитывали прорваться к Волге.

Натиск врага приняли на себя 37-я гвардейская дивизия В. Г. Жолудева, 95-я В. А. Горишного, 308-я Л. Н. Гуртьева, 112-я И. Е. Ермолкина, танковая бригада Д. Н. Белого. Все дивизии понесли большие потери в прошлых боях, и к утру 14 октября ни в одной из них не насчитывалось даже трех тысяч штыков. У Ермолкина было всего около тысячи, у Жолудева некоторые батальоны имели меньше ста бойцов. Совсем малочисленные формирования представляли собой находившиеся здесь же остатки 42-й и 92-й стрелковых бригад, подчиненные командирам соседних дивизий.

Противник вряд ли переоценивал численность наших войск, стоявших на пути его ударной группировки. И конечно, имел основания считать, что сегодня они уже понесли значительный урон от его артиллерии и авиации. Каков этот урон, еще не знали мы сами. На запросы из штаба фронта приходилось пока отвечать стереотипной фразой: «Потери армии не установлены…»

Но если Паулюс надеялся, что уж на сей-то раз его танки и пехота смогут врубиться в нашу оборону с ходу, то он обманулся снова.

Первая атака, первая волна «генерального штурма», была отбита на всем фронте наступления. Ценою усилий поистине неимоверных, но — отбита! При этом гитлеровцы потеряли не меньше двадцати танков.

На армейском КП оставались Военный совет и небольшая группа штабных работников. Остальные были посланы в войска — прежде всего для практической помощи командирам соединений. И конечно, наши товарищи отвечали за то, чтобы до штаба армии любым способом доходила информация о положении на соответствующих участках. Передача донесений облегчалась лишь тем, что наш КП находился в самом центре заводского района, который штурмовал враг.

Через полтора часа после того, как сорвалась первая атака, противник предпринял вторую. Как и следовало ожидать, еще большими силами. Как потом установили, его общий численный и огневой перевес в полосе штурма был 10-12-кратным. Еще раз отбросить назад всю эту вражескую лавину наши ослабленные части не смогли.