СТАЛИНИАДА

Стремясь к Советскому СоюзуНавольный свет из царства тьмы,Пока не закатился в лузу —Вподвалы Бохумской тюрьмы.Здесь поучительней караютИ, возбудив в себе азарт,Эсэсовцы шутя играютВ живой, кричащий билиард…

Больше стихов не помню. Фамилию поэта тоже не помню. Его приняли в институт, а вскоре арестовали. Выжил ли он? Сталин не доверял тем, кто по вине его бездарной политики и военной стратегии оказался в плену. Многие из гитлеровского лагеря перекочевывали в сталинский. Некоторым бывшим фа шистским узникам, вернувшимся на родину, посчастливилось остаться на свободе, как, например, адъютанту командира подпольного сопротивления в одном из крупнейших фашистских лагерей Юрию Пиляру. Подпольщикам удалось разоружить фашистскую охрану лагеря и освободить себя. Заключенные встретили советские войска уже свободными людьми, готовыми дальше бороться с фашистами.

Пиляра не посадили, но многие годы, до смерти Сталина, он был без работы. Чтобы не умереть с голоду, он — молодой писатель — работал на любой поденной работе — то грузчиком, то раздельщиком туш на мясокомбинате.

Победитель

В первый период войны — период отступлений — не выпячивалось военное руководство Сталина. Во второй период подчеркивалось, что Сталин — главнокомандующий, великий стратег, гениальный полководец, генералиссимус. Пропагандистский лозунг военных и послевоенных лет: "Там, где Сталин — там победа", — скорее должен звучать так: "Где победа — там Сталин". Это, конечно, тоже талант — уметь примазаться к успеху, но талант особого рода.

Статистика потерь

Узнав о том, что немецкие потери в войну составили около 7 миллионов солдат, Сталин приказал назвать такую же цифру потерь советской армии.

По поводу военных потерь Сталин сказал:

— Когда гибнет один человек — это трагедия. Когда гибнут тысячи — это статистика.

Во все времена борьбы за власть, властвования и особенно в годы войны Сталин предпочитал такую статистику такой трагедии.

* * *

Про войны говорят — вранье,Но знает правду воронье.

VIII. 1945–1953. ГЛАВНЫЙ ЗАКЛЮЧЕННЫЙ, ПРАВЯЩИЙ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВОЙ

СОВЕТСКАЯ КУЛЬТУРА НА "ПОДЪЕМЕ"

ГЕНЕРАЛИССИМУС КУЛЬТУРЫ И ЕГО МАРШАЛЫ

Рабство принижает людей до любви к нему.

Высказывание Вовенгура, выписанное

Л.Толстым в "Мысли на каждый день"

Поэзия, смирно!

Джафар Багиров был азербайджанским воплощением сталинского стиля руководства. Он не любил поэта Самеда Вургуна и на встрече с писателями пригрозил ему: "если будешь нас беспокоить, мы тебя превратим в лагерную пыль". За собрата по перу заступился поэт Павел Антокольский: "Джафар Джафарович, Самед Вургун очень хороший поэт". Вмешательство в руководство вверенной ему Сталиным республикой привело Багирова в бешенство. Он закричал:

— Антокольский, встать!

Антокольский встал.

— Антокольский, сесть!

Антокольский сел.

— Антокольский, встать!

Антокольский встал…

Каждая из команд повторялась трижды и трижды была исполнена.

Когда потом у Антокольского спросили, почему он исполнил эти унизительные команды, он ответил:

— Ну… во-первых, я член партии, а во-вторых, я испугался.

Было чего пугаться. Художник мог сохранять свое достоинство лишь ценой мучительной смерти, постигшей Николая Гумилева, Осипа Мандельштама, Тициана Табидзе, Егише Чаренца и многих других, или мучительной жизни, прожитой Пастернаком, Ахматовой, Платоновым, Булгаковым. Трудно требовать от поэта такую цену даже за сохранение своего «я». И все же высокая поэзия рождается в деспотическом обществе только через самоотверженное сопротивление тирании.

Тост

Антракт. Сталин и члены Политбюро сидят в комнате отдыха при правительственной ложе Большого театра. Выпивают.

Сталин предложил тост за Молотова и пригубил рюмочку коньяку. В свою очередь Молотов поднял бокал за Сталина. Потом Сталин поочередно выпил за Ворошилова, Берия, Микояна и других соратников, круг которых завершал Щербаков. Рядом с ним сидел Храпченко, принимавший руководителей страны в Большом театре как председатель Комитета по делам искусств. Сталин провозгласил тост "За Храпченко как такового". Тут же, ревниво пресекая распространение сталинской благосклонности на Храпченко, который хотя и высокий руководитель, но для столь высокого внимания чином не вышел, Берия предупредил о злоумышлении:

— А он наши разговоры записывает.

Храпченко вздрогнул от неожиданности и ужаса. А Сталин повторил будто ничего не слыша:

— За Храпченко как такового.

Кто-то из соратников, подыгрывая Берия, пожаловался, употребив при этом некое загадочное, однако честной компании знакомое слово:

— А он лавлирует.