Сталинъюгенд

— Товарищ нарком… признаться, шёл сюда за советом. Уж больно непонятно, как себя с ними вести?… Такой задачи перед следствием ещё не ставили. Скажу как на духу, хоть казните, — я не во всём до конца разобрался.

В отличие от Влодзимирского у наркома уже сформировалось твёрдое мнение о причинах столь необычного задания. Поэтому и поучал он начследа в благодушной, даже немного ёрнической манере.

— Милай, ты ж не первый день генерал… с двумя звёздами генерал, госбезопасности генерал. Тебе все указания давным-давно переданы, и пора бы уже понять, что к чему.

— Виноват, товарищ нарком. Но боюсь — без вашей помощи нам эту задачку не осилить.

— Ишь, как заговорил. Учить вас тут всех, на мою голову. Короче… проверить взрослых, которые реально могли ребят за собой повести, конечно, надо. Только думаю, таких «старших товарищей» нет и быть не может — вы же полтора месяца собирали на них материалы. Имейся таковой на самом деле, он давно бы уже выявился. Это мы только для страховки делаем. Главное — подготовить сопляков дать показания на любого, кого мы укажем, и расчистить поляну для этой кандидатуры, спущенной сверху.

— Понял, Всеволод Николаевич!! Всё понял!! Я об этом думал, но всегда ведь как?… Нужный результат определяется уже к аресту. И мы сразу же планомерно работаем. А здесь неясность какая-то. Фу, теперь уже полегче! С этой задачей мы как-нибудь справимся!

— Временем дорожи! «Кандидатуру» могут в любую секунду с Небес прислать. Теперь, ты учти — у всех школьников разный характер. С кем-то можно напролом идти — кнутом, правда, не забывая о заданных нам правилах обращения… Кого-то хитростью брать. Кого-то — лестью. Кого-то — пряником.

— Товарищ нарком, мы уже себе составили в общих чертах портреты арестованных — отсюда и будем плясать. Разрешите идти выполнять?

— Давай, Лев! Я на тебя очень рассчитываю. Но не забывай — с тебя спрос — с первого. Если люди нужны, бери сколько надо. Другие дела пока отдай подчинённым. Кстати, на тебя родители не выходили? Передачи взять не просили?

— Нет. Молчат, как в рот воды набрали.

— То-то же. Знает кошка, чьё мясо съела. Ну что ж, дерзай, комиссар. От тебя сейчас столько зависит!

— Разрешите идти?

— Иди.

* * *

Расставшись с Влодзимирским, Меркулов посмотрел на часы и, увидев, что до доклада шефу осталось сорок минут, засобирался в Кремль.

Нарком, естественно, не мог и предположить, что уже через полчаса после того, как Сталин распорядился об аресте мальчишек и отпустил его вместе с Берией, он, дав Меркулову уехать в наркомат, снова вызвал оберчекиста и, к вящему изумлению последнего, тихо произнес:

— Лаврентий, ты в это дело не суйся. У тебя сейчас работы и так по горло. Нечего всех на ноги поднимать из-за школьников. Пусть этим занимается Меркулов. У него возможностей и без нас хватает.

Этой фразой Хозяин задал большую загадку Лаврентию Павловичу. Конечно, сразу же стала напрашиваться мысль, что детей используют в большой игре, чтобы заколоть Микояна. Но нюх подсказал, что причина такой реакции Сталина может оказаться и в чём-то другом — Анастаса ему ничего не стоило убрать и не столь замысловатым путём. И это другое, непонятное, очень сильно заинтересовало и встревожило куратора органов. Ответить на этот вопрос он пока не сумел.

* * *

Меркулов сидел напротив Берии и докладывал подробности разговора с Влодзимирским. Берия думал, устремив взгляд на стену, где висел грандиозный по своим размерам портрет Вождя.

Как и все предыдущие годы, за последние недели перед ним постоянно возникали сложнейшие, глобальные проблемы. «Машинист» призвал и уполномочил его отслеживать, контролировать и руководить процессами, впрямую отражавшимися на судьбах страны, Европы, да, пожалуй, и всего мира. На нём висело обеспечение фронта вооружениями. Он отвечал за безопасность Сталина на предстоящей Тегеранской встрече в верхах. Получая всю информацию от внешней разведки и в должной мере оценив значение американских приготовлений в отношении атомного оружия, он уже начал предпринимать шаги, чтобы возглавить такой же проект в СССР. К тому же Берия контролировал и регулировал умы, настроения и степень трудовой самоотдачи миллионов рабов, копошившихся по его указке на бескрайних просторах ¹/₆ части земной суши, оскалившейся против остального мира и обнесённой по периметру колючей проволокой.

Но за всеми этими эпохальными делами Лаврентий Павлович ни на минуту не забывал о восьми друзьях-сорванцах, брошенных в каменные мешки прямо у него под рукой, в самом центре Москвы. Ему, чьего одного приподнятая брови хватало для решения судьбы многих сотен тысяч бессловесных, не удавалось сегодня дотянуться до этих восьми узников Лубянки — каприз «Единственного» на земле, чьим смердом был сам Берия, поставил непреодолимую преграду перед его волосатой лапой, уже почти захватившей мёртвой хваткой восемь несмышлёных душ.