Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

3 марта 1937 года начальником управления Оренбургской области назначили Успенского, 4 марта Борис Берман занял пост наркома внутренних дел Белоруссии. Я. Агранов (Янкель Соренсон) возглавил управление НКВД по Саратовской области 17 мая, 14 июня наркомом внутренних дел Украины стал Израиль Леплевский, а 31 июля на пост начальника управления НКВД Дальневосточного края был перемещен Генрих Люшков. И уже то, что четверо из этих «генералов» были евреями, свидетельствует об отсутствии антисемитизма в политике Сталина.

Именно эти комиссары госбезопасности, с генеральскими звездами на петлицах, координировали репрессии во вверенных им регионах вплоть до середины 1938 года. И своеобразной оценкой их деятельности стало то, что в конце 37-го года Берман, Леплевский и Люшков стали депутатами Верховного Совета СССР.

Впрочем, евреи были не единственной нацией, широко заполнившей еще в двадцатые годы коридоры власти. Как уже говорилось, у второй половины бюрократического пирога государства в то время устроились «западники» - литовцы, латыши, эстонцы, поляки. Но, говоря о «культурности», Троцкий прав. Не имевшие в стране корней, эти люди активно проповедовали иные ценности и культуру, отличные от традиций государствообразующих народов России. Это вылилось в разрушение Русской православной церкви, развитие модернистских тенденций в литературе и искусстве.

Но еще с конца двадцатых годов Сталин взял решительный курс на реабилитацию русской истории и восстановление российского национального самосознания. Это касалось не только русских, но и других коренных народов, населявших страну.

Человек государственного мышления, тонко понимавший истоки культуры, ее национальные особенности и традиции, он восстанавливал связь времен, разорванную революционным радикализмом. В числе предпринятых им с этой целью шагов было прекращение уничтожения православных церквей и мусульманских мечетей; он остановил ортодоксальных лидеров «пролеткульта» в литературе и вернул внешние атрибуты и внутренние традиции национальных культур. На торжества в Москву люди приезжали в национальных одеждах.

Такая тенденция вызвала недовольство среди радикально настроенных членов партии. Один из руководителей ОГПУ-НКВД, Александр Орлов (урожденный Лейба Фельдбин), бежавший в 1938 году за границу, писал, что начиная с 1934 года «старые большевики… подавляющее большинство из их среды» приходили к убеждению, что «Сталин изменил делу революции. С горечью следили эти люди за торжествующей реакцией, уничтожавшей одно завоевание революции за другим».

В чем же заключалось, по мнению критиков вождя, это «отступление»? Лейба Фельдбин поясняет: «Так, Сталин воскресил казачьи войска со всеми их привилегиями, включая казачью военную форму царского времени… На празднике годовщины ОГПУ, которое состоялось в декабре 1935 года в Большом театре, всех поразило присутствие… группы казачьих старшин в вызывающей форме царского образца… Взгляды присутствующих чаще устремлялись в сторону воскрешенных атаманов, чем на сцену».

«Революционные» евреи вообще с болезненной ненавистью относились к «палачам»-казакам; и одним из первых шагов Свердлова и Троцкого стало решение о «расказачивании». Так что по форме своих обвинений оппозиция была права. Действительно отказавшись от лозунга о мировой революции и начав строить социализм в отдельной стране, Сталин проявил разумный «консерватизм» государственности.

Он выразился не только во внешних атрибутах, возвращении старых «царских» званий армии и формы казакам. Значительно более важным стало то, что с принятием Конституции он вернул избирательные права «бывшим» - священнослужителям, царским офицерам, дворянам и даже кулакам. Именно в эти годы Сталин пресек истязания русской истории, начав ее «реабилитацию».

Человек государственного мышления, он прекрасно осознавал свою историческую и государственную миссию, ответственность, выпавшую на его долю; и правомерно обращался к опыту исторического прошлого страны. Трезво взвешивая обстановку накануне надвигавшейся войны, Сталин намеревался консолидировать общество на основе государственных, а не узкопартийных интересов. Законодательным выражением такой консолидации должны были стать всеобщие демократические выборы Верховного Совета и органов власти на местах.

Несомненно и то, что, стремясь к осуществлению реформы избирательной системы, Сталин не мог игнорировать настроения в высших эшелонах партии. Однако, уступив настояниям большинства и согласившись на требование репрессий по отношению к антисоциальным и уголовным элементам, он не получил умиротворения.

Наоборот, казалось бы, локальный процесс объективно перерос в «большую чистку». И такой поворот стал закономерностью, отвечавшей потребностям общества, желающего полного обновления обюрократившегося правящего слоя. В этом стремлении масс к очищению страны от людей, представлявших потенциальную угрозу государству, нашла выражение сама народная демократия, высшей формой проявления которой является революция.