Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

Сегодня даже трудно представить, какую страну получили большевики в 1917 году. Раздираемое социальными противоречиями, нищее, в основной массе неграмотное население было разбросано по огромным территориям. Гражданская война не добавила российскому населению «цивилизованности». Страна пребывала в почти первобытном хаосе, и разрушение религиозного сознания еще более усиливало анархию и разброд в обществе. Оно снимало табу даже с библейских заветов. Убийства, грабежи, бандитизм превращались почти в норму поведения.

Нэп с его возвратом частнособственнической психологии тоже не возродил принципа «не укради». Так продолжалось долго. Чтобы навести хотя бы элементарный порядок, власти не могли не изолировать социально опасных людей в отведенных для этого местах. То же касается и лиц, попадавших под арест по политическим мотивам.

Однако до определенного периода Сталин не вмешивался в деятельность ГПУ-ОГПУ. Человек, чья дореволюционная жизнь в значительной степени прошла в тюрьмах и ссылках, он не испытывал симпатий к карательным органам, даже советским, но он ясно понимал, что без такого механизма государство не может существовать. Впрочем, в отличие от позже появившегося мнения, ОГПУ, а затем НКВД были далеко не всесильным ведомством. Оппозиция порой почти открыто действовала под носом чекистов.

Затасканный в исторической литературе сюжет о «шахтинском деле» - это лишь мелкий эпизод среди результатов работы службы безопасности, столь же незначительный, как раскрытие контрреволюционных организаций Трудовой крестьянской партии и судебный процесс по делу о Промпартии. Не больше, чем повод вспомнить о существовании в стране озлобленной интеллигенции.

Отражая после смерти Ленина наскоки противников, Сталин проявлял в их отношении своеобразный «патернализм». Их исключали из партии, но до 1929 года активных участников оппозиции по старинке лишь высылали в «провинцию», если можно назвать «провинцией» приморский курорт Сухуми, где отбывал высылку Смирнов. Устав от безделья, обычно фракционеры каялись. По возвращении они получали престижные посты; хотя и несколько уступавшие тем, которые имели до «отлучения», но их неприметно восстанавливали в партии.

Правда, от назойливого и надоевшего Троцкого Сталин отделался «по-ленински» - отправив его, подобно пассажирам «философского парохода», за границу. Этот либерализм, пожалуй, способствовал поддержанию существования оппозиционного подполья. Только весной 1929 года после ареста участников большой троцкистской организации - 150 человек, имевших нелегальную литературу, оппозиционеров впервые приговорили к отправке в исправительные лагеря.

Лишь с началом коллективизации лишение свободы для людей, ограниченных в ней по политическим мотивам, стало преобразовываться в чрезвычайную меру. Похоже, что идею исправительно-трудовых лагерей чекистам подал педагог Макаренко. Еще во второй половине 20-х годов в колонии под Полтавой он применил систему перевоспитания несовершеннолетних правонарушителей трудом. Колония малолетних преступников превратилась в детскую коммуну им. Ф. Дзержинского, из которой вышло много полезных людей, и чекисты развили эту идею.

С подачи Солженицына воображение простодушных обывателей заворожил пресловутый ГУЛАГ, который представляли как фабрику смерти, сравнивая с гитлеровскими концлагерями. Английский историк Алан Буллок в своем откровенно антисталинском сравнительном жизнеописании «Гитлер и Сталин: жизнь и власть», тоже проводит параллели и по методам работы спецслужб НКВД и гестапо. Однако это рискованные параллели. Ибо считалось, что кадры тайной немецкой полиции Gestapo и охранных отрядов (SS - Schutzstaffeln) нацистских лагерей составляли истинные и проверенные арийцы - «цвет» немецкой нации.

Тогда что представлял собой контингент советских «арийцев»? Кто составлял костяк руководства Главного управления лагерей и органов ОГПУ-НКВД, поставлявших этому, по определению демократов, «монстру» его «жертвы»?

Мысль украинского педагога о перевоспитании правонарушителей трудом оказалась не только плодотворной, но и продуктивной. Люди, выброшенные жизнью в уголовный мир, почувствовали свою полезность обществу, но не меньше дивидендов эта акция принесла самим чекистам. Их стали рассматривать как организаторов. «Правда» писала о Ягоде: «Неутомимый воин революции, он развернулся как прекрасный строитель… Переделка людей, проблема «чудесного сплава» - разве она не решается значительным образом на этих стройках».

Уже с начала 30-х годов стал формироваться своеобразный культ работников НКВД. Столичная интеллигенция, этот своеобразный лакмус ценностей «говорящего» общества, с легкостью женщины определенного поведения, периодически меняющей свои «симпатии и привязанности», в это время взахлеб славила героев в «синих фуражках».