Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

Осенью падение комиссаров госбезопасности в генеральских чинах приобрело лавинообразный характер. Начальника отдела охраны правительства Дагина арестовали 5 ноября. На следующий день после ареста начальника контрразведывательного отдела ГУГБ НКВД A.M. Минаева-Цикановского застрелился комендант Московского Кремля Ф.В. Рогов. Комиссар госбезопасности 3-го ранга (генерал-лейтенант) Михаил Литвин застрелился 12 ноября. Он появился в НКВД с приходом Ежова, возглавив отдел кадров наркомата. С мая 1937 года он стал начальником секретно-политического отдела ГУГБ НКВД. В январе 1938 года Михаил Иосифович сменил Заковского на посту начальника Ленинградского управления НКВД.

Утверждают, что с его появлением в городе бытовала мрачная шутка: «при Заковском были цветочки, а при Литвине - ягодки». Опытный, жестокий и полный сознания собственной значимости комиссар ГБ застрелился через два дня после получения приказа выехать в Москву. 14 ноября арестовали еще одного из главных создателей ГУЛАГа Израиля Израильевича Плинера. Еще с 1933 года он был заместителем, а с 21 августа 1937 года - начальником Главного управления лагерей.

Комиссар госбезопасности 3-го ранга А.И. Успенский стал наркомом внутренних дел Украины в январе 1938 года. В республике он проводил репрессии вместе с Никитой Хрущевым, который знал его хорошо еще по работе в Москве. Об их размахе свидетельствовало уже то, что Хрущев неоднократно требовал от Сталина и Ежова увеличения «лимитов» на аресты в республике.

Получив, как и Литвин, осенью вызов в столицу, Успенский стреляться не стал. 14 ноября он только имитировал самоубийство. Рассчитывая создать впечатление, будто бы он утопился, Успенский оставил на берегу Днепра свои вещи и поспешно скрылся из Киева. Перейдя на нелегальное положение, он метался по стране. После долгих поисков его задержали на станции Миасс Челябинской области лишь в апреле 1939 года.

Что же заставляло комиссаров госбезопасности, депутатов Верховного совета стреляться, топиться, поспешно бросаться в бега? Какой страх приводил их к отчаянному шагу?

Вынужденный провести чистку всех этажей власти, освобождая их от врагов, точивших за его спиной ножи, Сталин не намеревался раздувать масштабы репрессий. Для чего? Чтобы предстать в истории тираном?

Однако, как это часто бывало в России, объективно необходимый процесс повернул не в то русло. На тенденцию искусственно плодить обилие «врагов» Сталин указал еще на январском пленуме 1938 года. Он назвал и виновников случившегося: карьеристов, стремившихся отличиться на репрессиях и дававших санкции на аресты. Секретарей обкомов и райкомов партии, виновных в преступлениях, арестовали, но этого оказалось недостаточно. Нарушения социалистической законности продолжались со стороны работников Наркомата внутренних дел, которые вели следствие. Беззаконию потворствовала и прокуратура.

Репрессивная машина обрела инерцию, и Сталину пришлось резко нажать на тормоз. 17 ноября Совет народных комиссаров СССР и Центральный комитет ВКП(б) приняли совместное постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Это постановление не предназначалось для широкой общественности. Поэтому в нем нельзя усмотреть элементы популизма.

Оно было обращено к наркомам внутренних дел союзных и автономных республик; начальникам управлений краев, областей, городских и районных отделений НКВД; прокурорам республик, краев, областей и городов; секретарям ВКП(б) всех рангов. Оно в корне меняло всю сложившуюся правовую практику.

В постановлении отмечалось, что органами НКВД была проделана большая работа по очистке страны от шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров из троцкистов, бухаринцев, эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов, белогвардейцев, беглых кулаков и уголовников, представлявших собой опору иностранных разведок а СССР.

Вместе с тем ЦК и Совнарком указывали на существенные недостатки, которые выразились в том, что работники НКВД «вошли во вкус упрощенного порядка производства дел и до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых лимитов для проведения массовых арестов».

Критике подвергалась практика упрощенного порядка расследования. А в преамбуле говорилось, что порой следователи ограничивались получением от обвиняемого признания своей вины, не заботясь о подкреплении их «документальными данными (показания свидетелей, акты экспертизы, вещественные доказательства).

Часто арестованные не допрашиваются в течение месяца после ареста, иногда больше. При допросах арестованных протоколы не всегда ведутся… Следственные дела ведутся неряшливо, в дело помещаются черновые, неизвестно кем исправленные и перечеркнутые карандашные записи показаний и незаверенные следователем протоколы показаний…»