Стальной лев. Восток

Казакам все же удалось кое-как построить пленных. Семьдесят восемь человек под конвоем пошли в сторону города. Вдоль дороги, по которой они тащились, цепью стояли солдаты, в основном бородатые сибирские стрелки. Конвоировали пленников конные казаки-уральцы, не скрывавшие своей лютой ненависти к обреченным. За цепью солдат волновалось черное людское море. Несколько минут пленные шли достаточно спокойно. До тех пор пока из толпы не вылетел первый камень. Он попал одному из матросов в голову и рассек бровь. Кровь брызнула во все стороны и мгновенно залила лицо балтийца. Это послужило сигналом. Народ завопил.

— Бей комуняк!

— Нехристи! Будьте вы прокляты!

— Ироды, ненавижу!

— Судить их!

— Так повесить, сволочь краснопузую!

В конвоируемых полетели камни, мусор, ледышки. Первые ряды бесновались и напирали на цепи солдат. Те пока сдерживали напор. Красноармейцы, как могли, закрывались от своих истязателей. Залитого кровью матроса, потерявшего сознание, тащили на руках. Спасало только то, что была зима, а раздеть их конвоиры не догадались. Поэтому в основном прикрывали голову. Так продолжалось до тех пор, пока какой-то экзальтированный студент, с криком: «Ненавижу!» — не разрядил свой револьвер в пленных. Убил он двоих. В ответ матросы, находившиеся ближе всех к убийце, с диким ревом бросились в толпу.

Казаки отреагировали мгновенно. В ход пошли плети. Старый матрос, которому плеткой глубоко рассекли лицо, упал первым. Казак, который направил свою лошадь грудью на еще одного балтийца, не стал сворачивать. Копыта прошлись по груди лежащего, и изо рта братишки фонтаном ударила кровь.

В это время с другой стороны толпа прорвала цепь солдат и набросилась на несчастных. Пленных начали истязать. Плевали в лица, били, разрывали на части. Нескольких красноармейцев утащило из строя так, как будто они попали в отлив и их унесло в открытое море. Несчастных с уханьем забили до смерти.

Горшков, которого ударили туляком шашки по затылку, упал на живот и подняться уже не смог. На него навалились сразу двое пленников. Один не двигался, видимо, уже мертвый, второй же хрипел, сипел и дергался. Внезапно он затих, и Андрей услышал, как что-то забулькало. Потом он почувствовал, как за шиворот потекло что-то теплое. Это из горла убитого пошла толчками кровь.

Внезапно раздались выстрелы. Конвоиры начали наводить порядок и оттеснять от пленников массу людей. Пресечь безобразие удалось нескоро.

Наконец с Андрея Горшкова сняли убитых товарищей и подняли на ноги. Он огляделся вокруг.

Солдаты и казаки сумели-таки оттеснить бесновавшихся горожан и очистить достаточно большую площадку, на которую они и согнали оставшихся в живых пленников. Из семидесяти восьми человек в живых осталась едва половина. Из матросов уцелели только двое, но теперь и казаки, и солдаты сторонились их. Братишки стояли с гордо поднятыми головами и нагло сплевывали сгустки крови под ноги казачьих лошадей. Горшков присмотрелся и понял в чем дело. Страшно избитым балтийцам было чем гордиться. Их товарищи смогли дотянуться до казачьего вахмистра, убившего их старшего. Стащили его с коня и задушили.

— Что вылупились, малахольные? — Вдруг заорал один из матросов. — Вам еще начальство поставит по якорю в гузно за такие выкрутасы. Конвоируйте куды приказано да за порядком смотрите! Совсем мать вашу распустились! Никакого порядку! Ничего, кентавры хреновы, скоро придет товарищ Троцкий, он вам, шавкам господским, все вопросы подъяснит, как в семнадцатом! Мы еще порежем вас на ленточки! Для бескозырок!

* * *

Федор и Андрон наблюдали за развернувшимися на площади событиями с воза. Услышав слова балтийца, мужики от восхищения крякнули. Федор толкнул локтем Селиванова.

— Во дает!

— А то! Балтийского флота паря, — сообщил Андрон тоном знатока. — Я на них еще в семнадцатом в Питере насмотрелся.

— Э как, — возчик покачал головой. — Помотало тебя по Расее-то.

Тем временем действо разворачивалось дальше. На площадь прибыл в автомобиле какой-то офицер в чине полковника, принявшийся наводить порядок. С ним прискакало десятка два казаков.

Кричавшего, плюющегося кровью и угрожающе потрясающего руками матроса захлестнули арканом за плечи и, сбив с ног, поволокли вдоль улицы. Полковник так орал на стоявших в оцеплении солдат, что толпа даже подалась назад. Все поняли, что этот шутить не будет. Несколько человек из числа пленных стали кричать, что они мобилизованные и протягивать в сторону офицера какие-то бумажки. Тот подошел ближе к одному из несчастных и, выслушав красноармейца, отрицательно мотнул головой и направился к своему автомобилю.

— Напрасно он. Нельзя так, — Селиванов недовольно сплюнул.

— Чего так? — Федор явно не понял происшедшего и заинтересовано глядел теперь на Андрона.

— Так они ж насильно мобилизованные. С бумагой о мобилизации!

— И чего?

— Того, что никогда мобилизованных не трогали, ни господа, ни большевики. Посмотрят, что документ есть и не трогают. В свою армию мобилизуют и все. У меня самого таких бумаженций аж три штуки.

— Вон оно как, — задумчиво протянул возчик.