Стамбул. Город воспоминаний

В чем же заключалось то удовольствие, которое я получал от рисования? Здесь ваш покорный слуга должен отвлечься от описания чувств маленького мальчика и попытаться объяснить их с точки зрения пятидесятилетнего писателя, который надеется таким образом лучше понять самого себя.

1. Конечно, я получал удовольствие оттого, что могу за пару минут создать нечто удивительное, нечто такое, чем все вокруг будут восхищаться. Я знал, что когда я покажу людям свой рисунок, его будут хвалить и говорить мне добрые, ласковые слова, – я предвкушал это еще в процессе работы. Это приятное ожидание со временем стало неотделимым от рисования, и в результате, еще только начиная водить ручкой по бумаге, я уже испытывал радость.

2. От постоянного рисования и внимательного разглядывания чужих рисунков мой взгляд стал цепким, а рука – уверенной. Когда я рисовал, скажем, дерево, она двигалась как будто сама по себе. Мне нравилось следить за тем, как ручка быстро движется по бумаге, вырисовывая линии, словно ею движет какая-то независимая от меня сила, словно в меня вселился кто-то другой. Мне хотелось быть таким, как он, – талантливым и привлекательным, и хотелось верить, что это у меня получится. А между тем, пока я восхищался этим кем-то, другая часть моего сознания продолжала присматривать за тем, как рука вырисовывает изгибы дерева и уступы гор, – то, что я могу создать все это из ничего на чистом листе бумаги, рождало во мне уверенность в собственных силах. С одной стороны, мое сознание как бы перетекало в кончик моей ручки, и я не отдавал себе отчета в том, что рисую; с другой стороны, я мог сразу же оценивать уже нарисованное. Моменты, когда сознание давало оценку проделанной работе, тоже доставляли мне некоторое удовольствие, но настоящее наслаждение я испытывал, наблюдая за движениями руки маленького художника – моей собственной руки – и ощущая свою свободу и смелость. Я словно покидал пределы своего тела и, повстречавшись со своим вторым «я», занимавшим место первого, превращался в линии рисунка, катался на ручке по листу бумаги, как дети катаются по снегу на санках.

3. Я чувствовал, что это раздвоение сознания, это самостоятельное поведение моей руки чем-то похоже на мгновенное погружение в мой воображаемый мир. Однако, в отличие от тех странных фантазий, мои рисунки не нужно было скрывать, наоборот – я всем их показывал, ожидая похвалы, и, получив ее, испытывал чувство гордости. Рисовать значило создавать новый мир, не испытывая при этом чувства вины.

4. Хотя рисуемые мною дома, деревья и облака были плодом моей фантазии, в них, однако, было нечто материальное и реальное, и это мне нравилось. Когда я рисовал дом, я чувствовал, что этот дом – мой. Я был хозяином всего, что рисовал. Возможность попадать внутрь нарисованных мной пейзажей и исследовать этот новый мир, который, судя по тому, что я мог показать его другим, обладал определенной степенью реальности, спасала меня от скуки повседневности.

5. Я любил бумагу, карандаши, тетради, коробки с красками, все принадлежности для рисования, их запах, само их существование. Я с искренней нежностью гладил чистые листы бумаги. Свои рисунки я бережно хранил, радуясь их осязаемости, «вещности».

6. Все эти маленькие радости вкупе с похвалами взрослых заставляли меня поверить в то, что я – необычный мальчик, не такой, как все. Я не любил этим хвастаться, но мне хотелось, чтобы все об этом знали. Подобно воображаемому миру, существовавшему в моей голове, рисование делало мою жизнь богаче и давало мне возможность осознанно покидать пыльный и полутемный реальный мир, причем мои близкие признавали мое право на это.

18

«Энциклопедия Стамбула»: коллекция интересных фактов и занимательных историй, собранная Решатом Экремом Кочу

В бабушкиной гостиной стоял пыльный, очень редко открывавшийся книжный шкаф. Там, среди томов «Энциклопедии жизни», пожелтевших романов для девиц и медицинских книг моего уехавшего в Америку дяди, я однажды обнаружил громадную, форматом с газетный лист, книгу под заглавием «От Османа Гази[50] до Ататюрка. Панорама шести веков истории Османской империи». Это случилось вскоре после того, как я научился читать. Книга мне очень понравилась: во-первых, подбором сюжетов, а во-вторых – обилием удивительных и странных иллюстраций. В дни, когда на нашем этаже устраивалась большая стирка или когда я под предлогом болезни, а то и без всякого предлога пропускал школьные занятия, я поднимался к бабушке и, положив эту книгу на дядин письменный стол, в который раз вчитывался в ее строки. Позже, когда мы стали жить на съемных квартирах, я время от времени перечитывал ее, приходя навестить бабушку в наш старый дом.