Стамбульский ребус

— После смерти матери я поумнел. Должно быть, что-то у меня в мозгу шевельнулось и слова, которые я прочитал в дневнике у мамы, как-то повлияли на меня. Мне стало не по себе, и внутренний голос — моя совесть — начал нашептывать… В общем, я начал ходить в музеи в память о маме. Проводил время, подолгу рассматривая памятники, фрески, фарфор, резьбу по дереву, рукописные книги, мастерски выполненные каллиграфические надписи, гравюры, миниатюры и рисунки в стиле эбру[51]. Рассматривал, даже если ничего не понимал. Но потом я начал вникать, но изучение мое было не глубоким, а очень поверхностным, дилетантским. Самое странное в том, Али, что мне понравилось учиться. Даже затхлый музейный запах, от которого меня до этого воротило, полюбился мне. Ну а потом я, как и мама, начал выписывать журналы, ходил на экскурсии в сопровождении гидов, пару раз даже ходил на конференции послушать. Сейчас, конечно, я не так активен, как раньше, но когда выйду на пенсию, буду уделять истории гораздо больше времени.

Нечто похожее на тень огорчения появилось на лице у Али.

— Если бы только ваша мама знала все это! Она бы обрадовалась.

— Я уверен: она была бы на седьмом небе от счастья. Но что поделать? Ничего уже не исправить. Мой тебе совет: хотя бы разок сходи в музей. Начни с Археологического. Он совсем рядом с парком Гюльхане. Это как путешествие во времени. — Я заметил, как в его глазах вспыхнул огонек, и спросил: — Неужели ходил? — Огонек во взгляде Али погас.

— Нет, инспектор. Вы же сами знаете, как я могу пойти? У нас тут каждый день что-нибудь происходит, преступление какое-нибудь…

Укорять его дальше не было смысла.

— Знаю, знаю, но разок все-таки сходи. Тебе понравится. Вот что еще скажу: отправляться в Топкапы, не посетив перед этим Археологический музей, совершенно бессмысленно. — Я помолчал, потом добавил: — А еще лучше отправляйся в собор Святой Софии. Все эти строения дополняют друг друга. Обойди все.

— Есть, инспектор, — пробормотал он.

— Только не делай это ради меня, Али. Я не могу приказать тебе посетить музей. Могу лишь рекомендовать. Потом ты мне обязательно скажешь спасибо.

Но Али было не до музеев.

— Это третьи ворота, да, инспектор? — спросил он, показывая на Баб-ус-саадет и явно желая сменить тему разговора. — То есть мы уже прошли через двое ворот?

Значит, он не хотел продолжать беседу, ну а мне оставалось только с уважением отнестись к его выбору. Я принялся подсчитывать количество ворот во дворце.

— Да, это третьи… Первые — Баб-и Хумаюн, Августейшие ворота. Они выполнены в персидском, то есть иранском стиле. Вторые, мы через них только что прошли, — Баб-ус-селям, Врата приветствия, — в западноевропейском стиле. А третьи ворота — Баб-ус-саадет, Врата счастья, — построили в традиционном турецком стиле. Все ворота показывают нам, что дворец представляет собой синтез архитектурных стилей трех основных цивилизаций — персидской, турецкой и европейской. В то же время здесь заложена еще одна идея: Османская империя была государством мирового значения, мультикультурной империей. Каждая комната, каждый зал и сад, каждое дерево и фонтан здесь имеют символическое значение: религиозное, общественное или политическое. Каждый уголок дворца хранит сотни, большей частью горьких, воспоминаний и ужасающих историй.

Али слушал внимательно, маска спала с его лица, и вместо нее появилось неподдельное удивление. Если бы я не поторопил его, он так и остался бы стоять в изумлении перед Баб-ус-саадет — воротами, напоминавшими походный шатер тюркских каганов. Здесь прежде проходила церемония восшествия на престол нового султана, праздновали религиозные праздники.

Мой напарник с трудом отвел взгляд от Ворот счастья, чтобы успеть за мной. Мы снова смешались с толпой. Прошли под довольно широким навесом, поддерживаемым симметрично расположенными шестью белыми и зелеными мраморными колоннами. Во время церемоний здесь устанавливали золотой трон, инкрустированный драгоценными камнями, на котором восседал султан. Наконец мы попали во внутренний двор — внутренние покои османских падишахов. Во времена империи здесь было их личное пространство, в котором, в отличие от шума и беготни наших дней, царила строжайшая тишина. Али с восторгом смотрел на Зал аудиенций — Арз Одасы. Здесь султан встречал иностранных послов, выслушивал придворных и отдавал приказы отправлявшимся на войну полководцам. Конечно, сейчас я не собирался знакомить своего напарника с Залом аудиенций. Мы пришли сюда по делу — расследовать убийство. К тому же одна из трех директоров этого дворца, который служил династии Османов около четырехсот лет, была в числе подозреваемых.

Посылка

Кабинет Лейлы Баркын находился в помещении, которое когда-то относилось к ведомству Килерджибаши (этот сановник готовил для султана и прислуживал ему во время трапезы) и где работали повара султанской кухни с их помощниками. Она ждала нас в дверях — должно быть, заметила нас из своего окна, выходящего во внутренний двор Эндерун.